Исповедь травы

– Из Бурого Леса, откуда же еще, – раздается надо мной мужской голос. – Только у них такие платья и носят.

– Ты клановый знак посмотри, – теперь женский голос, и женщина пожилая. – Татуировку на левой кисти. Какой у нее там зверь?

Кто-то берет мою руку, при этом тыльную сторону ладони непонятно и сильно саднит.

– Да нет у нее никакого знака. Видишь, целый лоскут кожи сорван?

– Срезан, а не сорван. Это значит, изгнанница, у них в Лесу такое делают, если кто духа-покровителя оскорбит страшно.

Вот мне уже и легенду придумали… Даже на таком расстоянии от Города силы Круга Света хранят меня.

– Степным Волкам лесные духи не указ, – снова мужской голос. – Вряд ли кто на нее польстится – худа больно, но все равно, пусть с нами остается. Отнесите ее в шатер к старухам…

Терцет I. УТЕШЕНИЕ ТЕЛА

«ТЫ ВЕДЬ ТАК И НЕ ПОНЯЛ, КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ…»

Дверь кабака еще днем сорвал с петель кто-то недовольный, поэтому, чтобы никто не мешал разгулу Степных Волков, вход перекрыли строевыми щитами. Но даже это не помогает – то и дело от дверей доносится жуткий грохот, производимый рвущимися внутрь. Частенько к нему добавляются лязг доспехов и шум упавшего тела, и почти всегда – отборная брань. Почти всегда – потому что иные, до того, как рухнуть, успевают заметить двоих женщин в середине кабака и проглатывают многое из того, что хотелось бы высказать. Впрочем, перлы красноречия полупьяных вояк из Залов Ночи давно уже нимало не трогают этих двоих.

Даже к вечеру почти не спала дневная удушливая жара, и в кабаке невозможно продохнуть. Над столиками плотной пеленой висит дым, выползающий из трубок с разнообразным зельем, свечи коптят, и питейный зал погружен в красноватый полумрак, лишь на середине кое-как разгоняемый светом масляной лампы.

За столом с лампой, в центре зала, сидит только один Волк – женщина лет тридцати, с черными глазами, сверкающими ярко и весело, с гитарой в руках. Обликом она неотличима от окружающих ее степняков – те же жесткие, словно из металла отлитые черты смуглого лица и черные крупные завитки волос. Разве что на черных одеждах с меховой оторочкой нет никаких знаков – ни воинских, ни родовых. Хейтиле, женщина-воин и знаменитый на всю орду скальд, не по-женски уважаемая этими «настоящими мужчинами» – ни один из них не осмелится притронуться к ней без ее согласия. А голос у нее сильный и звонкий, и совсем не такой низкий, как почему-то хочется думать, глядя на ее облик, и голос этот, в сочетании с резкими аккордами гитары, без труда покрывает беспорядочный шум в зале.

Хэй, мечи точите на камне,
Пейте кровь из священной чаши…

Не слышно обычных застольных прений на тему «ты меня уважаешь?!», и почти никто не рассказывает взахлеб историй о воинских подвигах или о вчерашней ночи (те и другие весьма сомнительной достоверности). Внимание всех – для одной Хейтиле, и ее дикие песни, зовущие в бой, для степного воина отраднее кружки вина и горячат кровь лучше, чем любая из городских девчонок…

Гарью дышит бешеный ветер,
Раздувая огонь луны,
В мир несутся вестники смерти —
Волк и ворон, звери войны!

Но не ради одних только песен девчонки сегодня не в чести – взгляды воинов то и дело устремляются в пространство, освобожденное от столов, на котором пляшет под гитару Хейтиле девушка в зеленом, как трава, платье. Тело ее стройно и гибко, ладони звонко отбивают ритм песни, руки, оплетенные браслетами, то взлетают вверх подобно крыльям, то сплетаются, как две змеи. Горло танцовщицы перечеркнуто нитью зеленовато-серых искр, и петля ожерелья в такт мелодии и движению перелетает с одного плеча на другое. Она сама – как яркая беспокойная искра, случайно залетевшая в привычный багряно-черный полумрак, гостья из далекого Бурого Леса нагорий. Здесь, где безраздельно властвует Тень, не так уж редки яркие краски – но не зеленая…

Если б не платье да не танец, никто бы и внимания на нее не обратил – тощая, как кошка, ухватиться не за что, и волосы цветом как пыль придорожная, как сожженная солнцем степь… А лицо – что воину в лице женщины, если ничего другого нет! Но она танцует, и свет лампы играет на ее украшениях, горит в ее глазах, безумно-печальных, золотит развевающиеся волосы – сегодня здесь царит она, и только она.

Незнакомка, пришелица, она тоже не из тех, кто греет постели Волков – не по зубам им этот кусочек. Лишь те, кого именуют Рыцарями Залов Ночи, имеют право увести ее из кабака после окончания танца. Но смотреть – смотреть может каждый, для того она сюда и приходит, мечущийся язык зеленого пламени…

Ну как, красивая картинка? Правильно говорит мадам Гру: «Сам себя не похвалишь – ходишь как оплеванный…» Даже если кто-то и способен увидеть меня такими глазами – он не ходит в «Багровую луну». А мой пост именно здесь, это наиболее здраво по многим соображениям.