Исповедь Цирцеи (СИ)

– Конечно, – не поддаваясь на провокацию, простодушно кивнул тот. – На набережной. Если точнее, то улица Горная. Сегодня к Айке там один тип привязался, пришлось ему морду расквасить, а ее я потом вызвался проводить, на всякий случай. Ты это… если мешаю, я уйду.

– Нет, – сдался Ромка, – не мешаешь. Останься, поужинай с нами. Айка, – оглянулся он на сестру.

– Айка сегодня и так устала, я сам, – Гена шагнул на кухню со своими пакетами. Сноровисто, как опытный холостяк, накрыл на стол: разложил по блюдцам разнообразную нарезку, хлеб, селедку, а в центр водрузил бутылку водки. Аглая, в свою очередь, разогрела вытащенные из холодильника голубцы, налила компот, посыпала селедку луком, поставила стопки.

– Привычка, брат, в кафе ведь трудимся, – улыбнулся Гена.

«Ну, артист!» – поразилась Аглая, садясь за стол.

Закусив после первой стопки, Ромка вскинул на Гену все еще не слишком доверчивый взгляд:

– Ну, рассказывай, как там работается, в вашем кафе.

– Вот только здесь еще о нем нехватало! – отмахнулся Гена. – За день надоело! Что, интереснее тем не найдем? Я вот, например, на днях себе новый мотоцикл купил…

Слушая его, Аглая лишь гадала: правда купил? Или интуитивно выбрал эту тему? Нет, судя по техническим характеристикам, которыми Гена так и сыпал, это похоже на правду. Но как удачно из всех тем для разговора он выбрал именно ту, которой Ромка мог увлечься всерьез! Где-то в районе полуночи Аглая стала им не нужна. Точнее, постепенно хмелеющие мужчины про нее как будто забыли, наперебой рассказывая друг другу всевозможные байкерские истории и легенды. Выяснилось, что и общие знакомые у них есть в этой среде. И когда уставшая за день Аглая решилась их покинуть, чтобы лечь спать, они лишь кивнули ей, едва оторвавшись от разговора. Из своей комнаты, специально неплотно прикрыв дверь, Аглая с затаенной радостью прислушивалась к тому, как Ромка предавался воспоминаниям, будто грезил наяву, совершенно забыв о своей инвалидной коляске. Но нет, так ей только так казалось. Не забыл. После очередного звона стопок он вдруг вздохнул, обращаясь к Гене:

– Да, был я когда-то человеком… Даже вспомнить приятно.

– Что значит «был», брат? – возмутился Гена. – Ты это прекращай. У нас в городе, если хочешь знать, один байкер сейчас ездит без ног. Правда, не сам, а с корешом на одном мотоцикле. Ну, и осталось у него, конечно, побольше твоего, но ведь и тебе можно сделать какую-то операцию, Айка говорила.

– Сестра тешит себя мечтами, как ребенок. Да ребенок она и есть. А что до всех этих фондов, так в наше время даже маленьким детям не всегда удается наскрести на лечение, что уж о взрослых говорить…

– Ну, этих подробностей я не знаю. Однако ты…это… прекращай хандрить. Поверь, есть вещи и пострашнее, чем остаться без ног. Вот ты, например, что бы делал, если б у тебя в твоем положении еще и Айки не было? Или крыши над головой?

– Намылил бы преспокойно веревку. А то как раз из-за Айки до сих пор все никак и не соберусь.

– И не думай Суицид последнее дело, брат. Я когда-то пробовал. Уже и узел завязал. Нет, это не выход. Я передумал. А был в ситуации похуже твоей. Я думаю, что похуже. По крайней мере, ноги бы тогда без спора отдал, лишь бы все исправить.

До навострившей ушки Аглаи снова донесся звон стопок. Спать ей расхотелось. Гена? В петлю? О чем это он? Или снова играет спектакль для Ромки? Нет, как-то непохоже. Слишком уж с большим трудом дались Гене следующие слова:

– Ты знаешь, у меня тоже сестренка когда-то была. Только она одна, больше никого. Бабушка нас воспитала, потом умерла. А Верунька моя была чу́дная. Всем всегда улыбалась, всех жалела. Собаку хромую увидит – заплачет, птичку какую – тоже. И бегом их кормить. Немного не в себе она была. Нет, она не дурочка, просто задержка в развитии, и осталась она с чистой душой ребенка. А так – всегда все дома уберет, приготовит, расскажет, что делала днем. А если подарок ей какой с работы принесу – засмеется, в ладоши захлопает, как дитя. И носится с ним весь вечер с таким видом, как будто ей целую сокровищницу подарили, и песенки мурлычет под нос. Любил я ее. Хотел ей лучшей доли. Подкопил денег, чтоб наш старый дом-развалюшку на благоустроенную квартиру разменять. Договорился с парнем одним, что продаст он мне двушку. Правда, дороговато, дом наш с Верунькой тоже пришлось продать, чтоб собрать все деньги. Но я об этом не жалел, ведь для того квартиру и покупал, чтобы переехать.

Снова звон стопок. Потом – молчание, как будто Гена собирался с мыслями. И Ромкин тихий голос:

– Так что случилось, брат?