Исповедь убийцы

Мы купили по булочке, соку и засобирались обратно. Я видела, что Даша устала, да и я была переполнена впечатлениями. Довольные и утомленные, мы подошли к нашей машине. Дворником к лобовому стеклу была прижата бумажка. «Неужели штраф?» — пронеслось у меня в голове. Я взяла бумагу. Это была записка, написанная по-русски крупным незнакомым почерком следующего содержания: «Я видел тебя здесь, моя Леди с родинкой на бедре. Я хочу тебя и ты от меня не убежишь…» Подписи не было.

— Что это, мама? — спросила моя дочь.

Я судорожным движением спрятала записку в сумку.

— Ничего, кто-то хочет купить нашу машину. Садись, поехали.

Настроение было испорчено основательно.

Глава 6 Ходячие джинсы

Две недели прошли как обычно. Я ходила на работу, принимала клиентов, дома в свободное время переводила опус господина Мордухаева, слегка чертыхаясь над оборотами: «С трапа самолета спускался детина, звериного облика с низким лбом. Один его карман оттопыривался от пистолета, в другом лежали пачки долларов. Этот посланник русской мафии прилетел завоевывать нашу маленькую, но гордую страну!» Ага, маленькую, но гордую птичку. Я, кажется, говорила, что цитирование любимых кинокомедий ведет к обеднению словарного запаса. Денис, как-то просмотрев несколько страниц, заметил:

— Параноидальный сублимированный тип. Словарный запас в среднем четыреста пятьдесят слов. Перевод может сделать репатриант с годовым стажем в стране.

Это он в мой адрес прохаживается, психолингвист заумный. А самого я застала, выходящим из туалета с, примерно, трехсотой страницей. Он отшутился:

— Такие книжки надо не в книжном магазине продавать, а в аптеке?

— Вместо туалетной бумаги?

— Нет, вместо слабительного.

Дашка благополучно забыла о татуировках и однажды притащила домой большую коробку.

— Что это? — спросила я.

— Это пазл! — гордо сообщила моя дочь, — три тысячи штук. Мне Инга дала.

Я открыла коробку, на крышке которой были нарисованы четыре весталки не то в туниках, не то в тогах, сидящие в живописных позах на фоне древнегреческого орнамента. Одна из них держала в руках лиру, другая веер из страусиных перьев. Под картиной шла надпись по-английски: сэр Вильям Рейнольдс-Стефенс. Интерлюдия. У меня зарябило в глазах от бесчисленного количества разноцветных кусочков.

— Что с этим делают?

— Ну какая ты мама, непонятливая, из этих кусочков собирают картину. Вот эту.

И она ткнула пальцем в коробку.

— А почему Инга сама не собирает?

— Ей этот пазл на день рождения подарили, она начала и бросила, а потом мне дала. Соберем — будет у меня в комнате висеть. Я такой пазл в больнице видела. Класс!

Что-то моя дочь злоупотребляет словом «класс», в данном случае оно обозначало «само совершенство». А в израильских больницах есть такое неписаное правило: излечившиеся больные, дабы выразить свою признательность врачебному коллективу, дарят картины, под стеклом и в рамке. Ну не настоящие, конечно, а какие-нибудь приличные репродукции. И пишут внизу: «От такого-то за преданный уход и лечение». Эти картины висят в длинных больничных коридорах и скрашивают обстановку. Очень милая традиция, на мой взгляд. Я представила себе, как бы, например, какая-нибудь моя вышивка смотрелась в коридоре… скажем, клиники «Ткума». Вот черт, да что ж это я сама себя норовлю запереть в психушку?! Кормежка понравилась, что ли?

— И кто это будет делать и где? — вернулась я к теме.

— Стол раздвинем. В салоне.

Я представила себе стоящий посреди квартиры стол, заваленный этими кусочками картона, и мне стало нехорошо. Тем более, что на коробке было написано: В собранном виде: 120 на 85 см.

Зная, как моя дочь быстро загорается всякими прожектами и также быстро остывает, я сказала:

— Э, нет, так дело не пойдет. Надо применить НОТ.

— Какую НОТ? — не поняла Дарья.

— Научную организацию труда. Вот ты сейчас сядешь и разберешь эти три тысячи пазлов по оттенкам, сложишь в отдельные кулечки и будешь собирать из каждого кулька по отдельности. Тогда, может быть, что-нибудь и выйдет из твоей затеи.

Инициатива наказуема. Пришлось сесть рядом с Дашкой и начать сортировку. Вскоре оказалось, что я осталась одна, а моя дочь куда-то испарилась. Это занятие постепенно увлекло меня, а когда мне удалось собрать левую сандалию одной из весталок, за окном уже темнело.

Собирая пазл, я почему-то вспомнила покойного Когана. Его комнату распечатали, оттуда вынесли всю мебель, а на двери висела табличка «На сдачу». Когда было семь дней, мы с Денисом навестили вдову, он правда, не хотел ехать, но я уговорила, хотя какому нормальному человеку это в радость. У вдовы Когана он не проронил ни слова, и мы вскоре попрощались.

Следователь мне не звонил, никуда меня не приглашали и от этих мыслей становилось страшно. Вот так живешь, работаешь, а потом грохнет тебя какой-нибудь маньяк и никому это не будет интересно.

Чтобы отогнать мрачные мысли, я включила чайник. Прибежала Дашка оказывается она сидела за компьютером, я сделала ей бутерброд с шоколадным маслом и пообещала, что мы пойдем завтра на пляж.