Исповедь уставшего грешника

…Потом мы лежали на огромной кровати и ощущение счастья не отступало от меня, как чаще всего бывало в подобных случаях, а, наоборот, переполняло. У меня не возникало желания отворачиваться и спать, мне хотелось бесконечно сливаться с этим телом, которое, казалось, я любил больше всего на свете. Все-таки по-настоящему можно отдать свое тело женщине только тогда, когда отдаешь его вместе с душой.

– Ты понимаешь, что этот дом может быть твоим?

Алина, как водится, задала вопрос, на который у меня не находилось ответа. Не находилось, потому что не искалось: этот вопрос я боялся сам себе задавать. Алина отодвинулась, зажгла лампочку, висевшую над кроватью, оперлась на локоть, посмотрела на меня удивленно.

– Дружок, – усмехнулась она. – Мой самый любимый на свете мужчина, не чудится ли мне, что ты испугался?

Хорошо или плохо, когда женщина до такой степени тебя понимает? Хорошо или плохо? Одеяло сползло с ее груди, и мне как-то совсем расхотелось разговаривать.

– Чего бы мне бояться? – соврал я.

И выключил свет. А потом включил. А потом опять выключил. И снова включил. Лицо Алины возникало и исчезало в темноте. Возникало и вновь исчезало, как в плохом кино.

Наконец, мне это надоело, и комната погрузилась в темноту. Но Алина тотчас щелкнула выключателем. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом Алина произнесла тихо-тихо, почти шепотом:

– А ты ведь никогда не будешь со мной жить. Никогда. Ни здесь, ни в каком ином месте. Никогда.

Я заорал сразу, сходу, без подготовки, так, словно не с любимой женщиной разговаривал, а репетицию вел:

– Нет! Почему ты так думаешь?! Да я вообще не мыслю своей жизни без тебя?! Ты – моя жизнь! Мой смысл!

Кричал я долго и страстно, абсолютно веря в то, что ору. Я вопил про то, что готов немедленно позвонить Ирине и сказать ей, что люблю другую; что Алина открыла мне новый мир вообще и новый мир взаимоотношений между мужчиной и женщиной в частности; что только благодаря ей у меня получается «Гамлет»; что жить без нее и не жить вообще – это для меня одно и то же… Много чего еще горланил я такого, что, как мне казалось, должно заставить Алину броситься ко мне в объятия и непременно с криком: «Прости!»

Но Алина молчала. Смотрела на меня совершенно спокойно – даже без иронии или злости, и молчала. Смотрела так, что я совсем не мог прочесть в ее взгляде, о чем она думает. А я все надрывался и в какой-то момент вдруг понял, что словно хочу удержать ее своим бесконечным криком, хотя она и не говорила ничего про то, что уходит от меня… Она ничего не говорила ни губами, ни глазами.

Даже если ты повторяешь одни и те же слова, они рано или поздно заканчиваются. Я замолчал и сел на кровати, почему-то с ужасом ожидая, что скажет Алина.

…Мы не понимаем других людей! Даже самых близких, самых родных – не понимаем ни фига! Делаем вид, что нам удается разобраться в хитросплетениях их помыслов и поступков, и они делают вид, что разбираются в наших хитросплетениях, но все это – не более чем «нас возвышающий обман», как сказал поэт по другому поводу, но это не важно. Сын мой, если ты – что невероятно – вдруг дочитал это странное послание до этого места, умоляю тебя, запомни: мы не понимаем других людей! Никогда! Нам не дано понять, почему другие поступают так или иначе. Нам наивно представляется, будто люди реагируют на наши поступки и будто мы даже умеем эти реакции предсказывать: мол, если мы сделаем то-то и то-то, тогда они ответят нам тем-то и тем-то. Ерунда! У других людей происходит внутри своя собственная, невидимая и непонятая нами жизнь. Это их внутреннее существование складывается по своим законам, которые с законами внешнего мира почти не связаны. Тем более у женщины… «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – это написал неведомый тебе поэт Тютчев, и как же он был прав! Нам не дано предугадать, как отзовется наше слово, как отзовутся наши поступки, как отзовутся наши «непоступки», наше действие и наше бездействие.

Мужчина орет на женщину, и это абсолютно убеждает ее в том, что он ее любит. (Впрочем, опять же, одну убеждает, а другую нет). Мужчина объясняется женщине в любви, а она делает из этого вывод, что от него надо уходить. Я вообще удивляюсь, что мы тут еще все не сошли с ума и хоть как-то, но умеем договариваться. Ведь и разум не помогает, и доводы не работают, и логика не действует. Спасает только интуиция – странная гостья из неясного мира, которая одна только и способна подсказать. И никогда, сынок, не говори про свою женщину: «Почему она поступила так? Я ведь всё делал, чтобы она… Я ведь так хотел, чтобы мы… Я ведь ей объяснял, что мы вместе…» Никогда не говори таких слов! Потому что она не поняла, а почувствовала. Женщины знают сердцем и потому ошибаются куда реже, чем мы, мужики, всерьез верящие в то, что умеем обдумать и понять другую жизнь.