Читаем Исповедальные беседы полностью

Исповедальные беседы

— Именно так я представляю себе свою жизнь. После получения диплома сестры милосердия я собираюсь стать миссионером и поехать в Азию. Я уже говорила с Русой Андре, и она записала меня, но одновременно сказала, что я имею право передумать, поскольку я еще несовершеннолетняя.

— Но об этом твоя мать не знает.

— Нет, я не говорила с мамой.

В мае река Фюрисон превращается в стремнину, водопад, — вздымаясь, она бросается на камни набережной. Бурлит черно-бурая вода, глухо, порой угрожающе. Под Железным мостом стремнина нетерпеливо клокочет, кипит и грохочет, от нее исходит едкий запах и ледяной холод.

Они стоят на некотором расстоянии друг от друга, положив руки на парапет моста, и глядят вниз, на постоянно меняющуюся, кипящую воду. Еще не стемнело, но фонарщики уже принялись за дело. Анна, сняв свою элегантную шляпку, держит ее в руке. Вдруг она отпускает ее, и шляпка с булавкой, цветочными украшениями и шелковой лентой летит вниз, в буйный поток. Подхваченная буруном, она, кружась, исчезает под мостом.

— Уронила шляпу?

— Нет, она улетела.

Анна, перебежав на противоположную сторону, со смехом наблюдает, как забавно уносится вдаль ее головной убор. Якоб подошел поближе, он с удивлением, смешанным с уважением, смотрит на свою ученицу.

— Анна, ты выбросила шляпу?

— Ну да. Ведь вам она не понравилась.

И, повернувшись к нему, она обвивает руками его шею и лбом утыкается в его грудь, в грубую ткань летнего пальто и в жесткие пуговицы. Он делает движение, чтобы отодвинуться, но она не отпускает его — нет, погодите, это скоро пройдет, молчите, нет, подождите, ничего страшного.

Они замерли, Якоб бережно обнимает ее, она еще крепче вжимается лбом ему в грудь — нет, не надо, так хорошо. Помолчим.

— Ты не можешь запретить мне говорить, Анна.

— Но я не хочу разговаривать.

— А я хочу.

— И что вы хотите сказать?

— Да вот собирался сообщить, что на Фюрисоне семь мостов: Исландский, Вестготский, Новый, Домский, Железный, Хагалюндский, Лютагенский. Семь мостов.

— Семь, как смертных грехов.

— Можешь перечислить?

— Равнодушие, Гнев, Пьянство, Зависть, Похоть, Жадность, Гордыня. Получилось семь?

— Семь. Идем, Анна, а то замерзнем.

У берегового устоя они останавливаются и прислушиваются. Сквозь рокот воды доносится ясный звон колокола Гуниллы.

— Колокол Гуниллы пробил девять. Твой папа уже недоумевает, куда ты подевалась.

— Мама уже сердится.

Вскоре они стоят на углу Дроттнинггатан и Трэдгордсгатан.

— Дальше я не пойду. Попрощаемся здесь.

— Спасибо. Спокойной ночи.

Тем не менее они не двигаются с места, он по-прежнему держит ее руку в своей. — Анна, если ты не захочешь идти к причастию, позвони мне завтра в восемь утра. Я буду у себя в кабинете. И ты скажешь, придешь или нет.

— Я позвоню. Самое ужасное — это мама и наши гости. И мое красивое конфирмационное платье. Вы ведь не видели моего красивого платья, дядя Якоб.

— Будь серьезной, Анна!

— Я серьезная, скоро всерьез зареву.

— Тогда иди к себе в комнату, запри дверь и поплачь. А поплакав, прими решение.

— Неужели вот так просто?

— Конечно. Так просто.

Коснувшись ее щеки, он быстрым шагом направляется в сторону Слоттсбаккен и «Каролины Редививы»[ 86 ]. Анна тоже не стоит на месте. Она спешит домой.

Форё, 8 июня 1994 г.