Нехотя тот протягивает руку. Ту самую, которой лупасил меня по фейсу, приводя в чувство. Между указательным и средним пальцами отчётливо виднеется красное пятно. Насыщенно-гранатового такого цвета. Точь-в-точь как у той красавицы, что улыбалась Ежову за стойкой ателье тридцатых годов. Мля...
- Ты понимаешь, старик, что этого просто не может быть? - прихлёбывая из очередной кружки, Юрка расходится вконец. - Потому что не может быть никогда? Не может человек перемещаться во времени, ещё и принося оттуда материальные, понимаешь? Материальные, вещи! Помада и рукав твой в рыбе, как и синяк - они материальны, понимаешь? В глюки и психиатрическую картину, ты уж прости - обусловленную неврологией, опухолью, наркотой, ещё чем - я поверил бы, как два пальца. Там ещё и не такое люди видят, но тут... - с этими словами Юрка делает солидный глоток, разом вливая оставшиеся полкружки в бездонное чрево. - Официант!.. Ка! Повторить!
- И что мне теперь? - отставив кофе, я бездумно таращусь в освещённую Тверскую за окном: бесконечный поток автомобилей, мигающие рекламные вывески... Кому-то есть дело до меня?
- Что, что... Кстати, ты Сталина не видал ещё? В своих образах?
- Сталина не приходилось. Расстрелы в основном, дом его... Дочка у него с моей Наташкой ровесница. Я гуглил - приёмная, вроде. Но тот от неё без ума был.
- Угу, угу... - Юрка задумывается. - Слушай, такой вопрос к тебе: Ты этого своего Ежова изнутри видишь, говоришь? Ну, то есть, он - это ты как бы, да?
- Не мой он, и не надо тут...
- Ну, Ежова, не обижайся? - заглядывает тот в пустой стакан.
- Ну, да.
- То есть, получается, вы одна личность в твоих глю... Снах?
Я задумываюсь.
- Вроде бы. Но при этом я наблюдаю происходящее как бы изнутри.
- То есть всё-таки не одно сознание, получается? Разные?
- Получается, так.
Юрка торжествующе принимает от ошалевшей уже бегать туда-сюда официантки очередную порцию алкоголя. Дождавшись, пока та исчезнет, прихлёбывает, подмигнув:
- Понимаешь, к чему я клоню?
- Неа.
- Ну, включи мозг, старик: если ты видишь происходящее изнутри, отдельной личностью, попробуй начать делать что-то от себя самого! Находясь в нём!
- Как это? - не понимаю я.
Вид Юрки являет собой полнейшее разочарование. Будто все его труды пошли прахом из-за какого-то полного тупня меня.
- Как это, как это... - недовольно морщится он. - Взять, и сделать что-то не от лица наркома НКВД Николая Ежова, гори он в аду, а от тебя, Николая Костикова! Ведущего пиарщика своих рогов и копыт, или, что у вас там за контора...
- Неважно. Продолжай? - я больше не смотрю в окно. Внимание моё всецело сконцентрировано на Юрке.
- Ну, сам не понимаешь, что ли? Приснился тебе твой друган, к примеру...
- Юр!
- Ладно, ладно. Приснился тебе палач и кровопийца Николай Ежов. Что у него там? Очередной расстрел?
- Допустим?..
- А ты берёшь такой, и расстрел этот отменяешь. Говоришь мол: приказываю освободить таких-то и таких-то, невиновны они, мол, и жертвы произвола. Бинго - и люди живы, и ты понимаешь, что берёшь свои глюки под контроль!
- И что потом?
- Что, что... Не знаю. Ежова твоего наверняка пристукнут, как не выполнившего разнарядку партии и самого, так сказать... - довольное лицо его излучает свет и радость.
А я смотрю на него, и по спине начинают бежать зябкие мурашки. Потому что только сейчас, со словами друга детства, до меня начинает доходить весь ужас происходящего со мной.
- То-то и оно, Юр. Я же про синяк тебе рассказывал, да? Пристукнут Ежова, и... А его и без того, кстати, скоро пристукнут. Судя по событиям, сны мои - про конец тридцать восьмого, там тоже осень, как и у нас. Закат карьеры, Берия уже в наркомате во всю рулит. Весной тридцать девятого кровавого карлика арестуют, предварительно переведя в наркомы водного транспорта, а расстреляют в феврале сорокового. Полтора года, от силы. Понимаешь, о чём я?
Юрка становится серьёзным. Подумав чуть-чуть и отставив пиво, говорит без тени усмешки:
- Я как врач, Колян, во всю эту ерунду не верю и никогда не поверю, иначе несоответствие профессии и все дела... Нельзя мне, понимаешь? Я в дурке работаю, у нас и без того хватает всяких... Наполеонов с Ежовыми.
Наверняка, на лице моём в этот момент отображается такая гамма эмоций, что тот не выдерживает:
... - Но как твой друг, Коль, в этом поучаствую. И без того, к тому же... - тот брезгливо вытирает ладонь о скатерть, подмигивая. Короче, чувак: не дрейфь. Будем делать так, чтобы Ежов со своего поста не слетел, раз так. Вооружившись историческими данными. Но для начала, Коль, надо пытаться там стать собой. Не вслепую наблюдать творящийся беспредел, а начать участвовать в нём от своего, понимаешь? Своего лица. Всю жизнь мечтал поменять историю, а особенно - её сталинский период. Ты же сам, как понимаю, тоже того бардака не одобряешь?
Я мотаю головой.
- Ну и вот! Сделаем железного наркома не таким уж железным. Будем пробовать, что называется, этого твоего Ежова исправить. А в Кащенко ко мне - ты всё-таки заскочи завтра...