Исправить все

— Плохо будет, очень, — ответил ей мальчик. — Ты ешь, я потерплю.

Гермиона задумалась. Не верить Гарри у нее причин не было, поэтому девочка решила прочитать об этом, если найдет или спросить у родителей, если нет. Хотя мысль спрашивать родителей Гермионе не нравилась очень сильно. А вот Гарри смотрел по сторонам. Был спокоен профессор Флитвик, какой-то равнодушной мадам Спраут… женщина время от времени улыбалась в сторону своего факультета, но мальчик видел — мадам Спраут была неискренней. Кивнул мальчику профессор Снейп, будто почувствовав его взгляд и как-то очень недобро смотрела МакГонагалл. Локонса за столом преподавателей не обнаружилось, зато Дамблдор вызывал какое-то странное чувство.

Гарри присмотрелся, ему показалось, что Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор смотрит на него само с удовлетворением. Такой взгляд мальчик видел однажды — в Ленинграде. Арестованный милицией враг вот так же смотрел на девушку, что силилась подняться из снега, но никак не могла этого сделать — не хватало сил.

«Может ли Дамблдор быть врагом?» — внезапно подумал Гарри. Это надо было обдумать.

На столе тем временем появились десерты. Стараясь не думать о том, что в вазочках и тарелках находится что-то съедобное, Гарри набрал себе фруктов, начав их очень медленно жевать. От цинги его избавили гоблины, да и истощение у него сейчас тянуло максимум на первую степень, ибо ничто не берется ниоткуда, но вот голова кружилась, просто от обилия запахов. Мальчик порадовался тому, что эмоций нет, иначе он бы уже горько плакал. Доктор слишком хорошо знал, что такое «нельзя».

Наконец, ужин закончился, позволив выдохнуть. Фруктами Гарри тоже хорошо наелся, кроме того, это были необходимые организму витамины. Ну и в них абсолютно точно не было никаких зелий. Почувствовав подступающую усталость, мальчик вместе с Гермионой двинулся в сторону гостиной. А вот девочка недоумевала — совершенно никто не обратил внимания на болезненную худобу Гарри, как будто, так и было надо. Равнодушное лицо, отсутствие любых эмоций мальчика задевали, но девочка понимала, что это от него не зависит. А вот от чего подобное возможно, просто не знала.

Наконец, этот день закончился, можно было ложиться спать. И только укладываясь Гарри задумчиво посмотрел на пустую постель Рона Уизли — тот на ужине так и не появился. Мальчик понял, что в прошлый раз все прошло сравнительно спокойно. Возможно, Рону в этот раз просто не повезло?

Странным для Гарри показался еще и тот факт, что о Роне никто не спросил, просто совсем никто. Это было, по мнению мальчика, не совсем нормально. Точнее, совсем ненормально. Если бы в его бытность Гришкой кто-то так исчез бы, то уже учителям бы проходу не давали, а тут — всем как будто все равно. И такая тоска обуяла Гришку — по старой школе, по сверкающей на солнце Неве, даже по родной подстанции, которую разнес на кусочки шальной снаряд. Внезапно так захотелось хоть на секунду очутиться в довоенном Ленинграде. С этой мыслью мальчик погрузился в сон.

Глава 5

А ночью в сон снова пришла Блокада. Снова скрипели саночки по январскому снегу, везя тела на Охтенское кладбище, снова передавали вызова, и Гришка шел к пациентам. И вдруг сменилась картинка — больница и лица детей. Бегущие в убежище сестры… Картины были отрывочны, эпизодичны, они поднимались из памяти тревожа неспокойный сон ставшего мальчиком доктора, но в эти мгновения он кормил, согревал, рассказывал сказки, а над всем этим мерно стучал метроном и уставший голос в перерывах звучал из репродукторов.

«Скрипят полозья в городе, скрипят…

Как многих нам уже не досчитаться!

Но мы не плачем: правду говорят,

что слезы вымерзли у ленинградцев».(Ольга Берггольц)

Ленинградское радио не давало отчаиваться и лились строки голосом Ольги Берггольц, заставляя жить. Жить и бороться. Как боролся и доктор Нефедов, как боролись малыши, даже те, у кого больше не было сил. «Бедный ленинградский ломтик хлеба…» (Ольга Берггольц)

И снова он впрягался в санки, идя к своим пациентам…