Исправить

— Ты затягивалась? Или пробовала потом курить еще раз?

Очень хорошо, что темнота скрывает меня, потому что я заливаюсь краской.

Мое молчание говорит само за себя, так как вместо того, чтобы ждать ответа, он говорит, посмеиваясь:

— Это не в счет, Уотерс.

Я не склонна к насилию, но мне очень хочется врезать ему по губам, и я знаю, что это доставит мне огромное удовольствие.

— Во всяком случае, — продолжает он, — я почти уверен, что всю жизнь люди выбирали тебя лидером. И всякий раз, когда тебе приходится работать в группе, ты все делаешь сама, потому что хочешь быть уверена, что все сделано правильно. Ну, чтобы чужая лень и неумелость не помешали твоему успеху.

Тьфу ты! Его слова возвращают меня в двенадцатый класс на урок обществознания. Тогда мне совсем не хотелось получить четверку или даже тройку по проекту создания правительства страны, только из-за того, что попала в группу с одноклассниками, которых оценки интересовали мало. Что мне оставалось делать? Плыть по течению? Ну уж нет, спасибо.

И все же меня нервирует, что Логан МакКинли читает меня, как открытую книгу.

— Может мне начать называть тебя Шерлоком? — холодно спрашиваю я.

— Я еще даже не добрался до самого интересного.

— Чего именно?

— Главная причина, по которой ты одинока, заключается в том, что большинство парней не могут справиться с тобой, — говорит он низким, почти интимным голосом. — Ты слишком умна. Слишком независима. Ты не нуждаешься в них, и они тебя боятся.

Ух ты!

Ух ты! Ух ты! Просто ух ты!

Однажды в апреле мне довелось купаться в Тихом океане. Ледяная вода выбила весь воздух из моих легких, и я больше минуты не могла снова вздохнуть. Вот что я сейчас чувствую.

Я определенно недооценивала этого человека. Потому что он прав… Я поражена. Как будто он показал мне мое отражение в зеркале, в которое я не осмеливалась заглянуть, и теперь знаю почему. Я увидела в нем то, что есть на самом деле: я не нуждаюсь в парне, чтобы доказать, что я лучшая. Мне не нужен парень, чтобы он заботился обо мне, помогал или поддерживал меня в достижениях цели. И я всегда этим гордилась. Так почему же сейчас я чувствую себя так, будто земля разверзлась передо мной?

Я в бешенстве спрашиваю его:

— Теперь ты закончил?

В ответ он придвигается ближе. И я напрягаюсь, почувствовав тепло его тела и тонкий запах алкоголя и крема для бритья. Затаив дыхание, я предвкушаю прикосновение его рук. Где он прикоснется ко мне в первую очередь?

Где я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне в первую очередь?

Но он просто склоняется надо мной.

— Я не боюсь тебя, Пейдж Уотерс, — говорит он. — А ты боишься меня?

О… мой бог!

— А я должна? — Слышу свой голос, словно издалека. Каждое нервное окончание в моем теле напряжено и готово воспламениться.

— Нет, если ты не возражаешь, что я больше не намерен ждать — его голос похож на мурлыканье, и он близко ко мне. Чертовски близко!

— Я и не подозревала, что ты ждешь. — Мое дыхание слишком громкое. Знает ли он, что делает со мной? Может ли он ответить?

— Ты пригласил меня на свидание, и после отказа почти не разговаривал со мной.

Его рука опускается на подушку рядом с моей головой.

— Это тебя смутило?

Мое сердце начинает трепыхаться и вскоре дрожь распространяется по всему телу. Я не хочу отвечать, не хочу уступать ему ни одной позиции.

Но все же, что-то заставляет меня неохотно признаться:

— Наверное.

— Хорошо.

А потом он отвечает на мой безмолвный вопрос, о том, где он прикоснулся бы ко мне в первую очередь, положив руку мне на шею. Меня пугает ощущение его ладони, внезапный жар там, где его кожа соприкасается с моей, похожа на удар тока. Я не могу сдержать тихий, почти неслышный вздох, когда он проводит по изгибу моего подбородка большим пальцем. Он продолжает движение, пока его ладонь не оказывается на моей щеке, а пальцы перебирают волосы на затылке.

У него большие руки. Сильные, наверное. И я уверена, что он точно знает, как правильно их использовать. Мне до боли хочется шепнуть ему, что я хотела ощутить его руки и губы с той самой минуты, как его глаза встретились с моими в конференц-зале, пять месяцев назад. Я знаю, это глупо и неправильно, и я провела бесчисленные часы, презирая себя за такие мысли.

Песня заканчивается, и новая начинается с фанкового и знакомого гитарного риффа, за которым следует быстрый и бодрый ритм, а затем появляется узнаваемый фальцет Принса, поющего первые строки Kiss.

Это, должно быть, шутка. Мне тяжело дышать, и я стараюсь скрыть это. Сексуальный ритм почти заставляет меня двигать бедрами. Я чуть было не сдаюсь, ухватившись за него. Все мое тело горит от предвкушения и желания отпустить свои сомнения. Я представляю его губы на своих губах, его руки, гладящие, ищущие и соблазняющие, решительные и самоуверенные.