Сапфира во «Встрече» тоже не было, и никто не знал когда он появится. Две неудачи подряд меня раздражили. Но я старался успокоиться. Я отпустил Алика и проторчал часа два в кафе. Пообедал, три раза попил кофе, накачавшись кофеином, но Сапфир всё не появлялся. Махнув рукой и поняв, что сегодня уже ничего не добьюсь, я решил вернуться на турбазу.
Был я взвинчен и изрядно нервничал. Приходилось ждать, когда, каждая минута была на счету. Нужно было всё организовать так, чтобы действовать наверняка и уменьшить риски для жизни, а у меня в цепи не хватало самых важных звеньев, и уверенности в том, что завтра они появятся тоже не было.
Поймав машину, я добрался до драмтеатра, откуда ходил автобус в Журавли. Я прождал его около часа, основательно продрог, изматерился и только потом смог вернуться к своим швеям.
У барышень во всю шла подготовка к бане. При моём появлении все оживились и в эфир снова полетели шуточки о том, кто кого будет парить. Но несмотря на эти вольности и далеко идущие планы, оказалось, что администратор следит за нравственностью, разводя мужские и женские потоки.
Вернее, поскольку отдыхающих мужиков было совсем мало, отделял он женский поток от мужского ручейка. Нас оказалось четверо и попарились мы от души. Жар был отменный. Венечки припечатывались как надо, хотя хлопал каждый себя сам. Но зато на столе появилась трёхлитровая банка пива.
В общем, я изо всех сил прочищал мозги, стараясь отвлечься, чтобы завтра можно было закончить планирование операции, и не думать о ней каждую минуту. Нужно было немного расслабиться. Попарившись, мы разошлись. Мужики пошли квасить, а я вернулся к себе. В бане наступило время женщин.
Мы встретились за ужином. Они заявились румяные, с гладкими распаренными лицами, вьющимися волосами и блеском в глазах. Весёлые, посвежевшие, будто заново родившиеся.
— Ушёл Александр Петрович от ответственности, — шутили они.
— Ничего, от нас не уйдёт. Мы его настигнем.
После ужина те, кто постарше пошли отдыхать, а девчата помоложе снова навострились к Кирилловне на самогон и сало.
— Нет, Петрович, сегодня ты с нами. Нахрена приезжал вообще, если от коллектива отрываешься? Профком, твою мать! Пей, давай.
От них шла такая тёплая живая волна, что я дал себя уговорить. Практически и не сопротивлялся. Решил накатить для расслабона немного самогончика, побалагурить с красотками и идти спать.
В общем-то, так и получилось. Народу в комнату набилось изрядно. Холодный, хранившийся за окном самогон, обжёг и взбудоражил. Вмиг голова пошла кругом, а в груди забродило и вспенилось приятное возбуждение и ожидание. Казалось, что сейчас произойдёт что-то очень приятное и важное.
Ничего важного, разумеется, не происходило. Но с каждым небольшим глоточком мир становился всё более прекрасным, а девушки красивыми и привлекательными. Настя вилась поблизости и улыбалась. Глаза её горели озорством и в них мелькали отблески смелых мечтаний и фантазий.
Свет притушили, включив настенную бра, добавившую тепла и душевности. Пробовали петь, но побоялись, что соседи начнут возмущаться. Поэтому просто болтали, впадая постепенно в расслабленное оцепенение. Почувствовав, что начинаю засыпать, я сказал, что скоро вернусь и пошёл к себе. Разделся, умылся и уже собирался нырять в мир снов, как в дверь постучали.
Кого там ещё принесло. Я шагнул к двери и распахнул.
— Ой… — улыбнулась Настя, стоящая на пороге.
Взгляд её заметался по моему телу, и она едва заметно покраснела. Глаза затуманились и, перешагнув порог, она закрыла дверь.
— Я вот что хотела… — произнесла она охрипшим, ставшим низким голосом, и руки её потянулись к воротнику блузки. — Сказать… Сказать хотела…
Грудь взволнованно вздымалась.
— Вы видите… — прошептала она. — Александр Петрович, я просто спросить хотела… У вас…
17. Говорила мама мне, не водись с ворами
Отговаривать её, судя по всему, было бессмысленно. Да и не хотелось. Где-то там, в голове, на заднем плане, как фоновое бормотание «Маяка» или «Юности» проносились обрывки нравоучительных речей о высочайшем уровне советской морали и короткие реплики слабаков, пострадавших от слишком близких отношений с коллегами и соседями.
Впрочем, эти мыслишки казались неясным и сбивчивым шумом, сливавшимся с шумом от крепкой мутной жидкости, разливавшейся у хлебосольной Кирилловны, и которую я сдуру хлебнул.
Настя тоже хлебнула и не так уж мало. И теперь суровый и пасконный сибирский Бахус разогнал её сомнения и молодую кровь, быстро переводя мысли из категории несбыточных фантазий в категорию первоочередных планов.
— Настя… — на всякий случай попытался образумить я решившуюся на подвиг поклонницу.
— Я знаю… — порывисто кивнула она. — Я всё знаю… Александр Петрович… Молчите…
— Ты понимаешь…
— Нет, если вам, конечно, противно… — распахнула она глаза и полоснула меня острым взглядом. По диагонали, сверху вниз. И тут же заметила мои нелепо топорщащиеся цветастые «боксеры».
Губы её тронула лёгкая улыбка, поскольку увиденное, сразу развеяло все сомнения. Юная плоть, горячая кровь… В общем, дело молодое.