— А нечего носиться сломя голову по ночам, — недовольно ответил Босяткин, — и сегодня еще бы всех радовал. Кстати, Катенька, это та самая актриса с рекламного щита, с которой ты так жаждала встречи. Не так уж от нас далеко и стрельнуло. Появится на похоронах обязательно, там ее и подловим, чтобы во всем разобраться.
— Поздно.
— Правду говорят, что все, что не делается, все к лучшему, а так где бы мы ее нашли, Алик с ног сбился по нулям, сама же просила.
— Поздно, говорю, вы меня слышите, — процедила сквозь зубы Кэт. — Я от вас сразу к себе в отель и сегодня же в Штаты. Хватит, выше крыши наелась русского гостеприимства и вашего бизнеса. Я разрываю с вами контракт и прошу в ближайшее же время все полученные вашей компанией от меня деньги перечислить обратно в Америку.
— Как скажете, — кивнул Босяткин, даже не удивившись ее этому решению. — Не смогу только в аэропорт отвезти, уж извините, мой старый «мерин» сдох, а нового зверюгу вы сами угробили. Деньги верну, не переживайте, но за вычетом стоимости автомобиля и стоимости сумки, что сгорела в его багажнике. И хватит о делах, ведь с этим вашим заявлением все наши дела уже закончены, вот я предлагаю это отметить по старому русскому обычаю хлебом и солью.
— Вообще-то с этим встречают, — подметил Погорел.
— А я провожаю, что неясно… У меня прислуги сегодня нет, не помню, говорил или нет, отпустил на два дня, — потер он руки в наслаждении от предстоящего застолья, которое должно закончится смертью этих двоих, — так что уж извиняйте, понимаешь, если что не так вкусно покажется, закусь все равно будет по первому разряду.
После чего он снова поднялся, отложив момент расправы до конца трапезы, чему ведь быть, того все равно не миновать, тяжело выбрался из-за стола, подошел к плите и достал оттуда противень с запеченной картошкой, запах от которой моментально разлетелся по всему дому. Через минуту снедь была разложена по тарелкам, а сам он, в белоснежной сорочке с вишневой бабочкой под нависшим подбородком (камзол от духоты в комнате все же пришлось снять), выбритый, аккуратно причесанный и, несомненно, очень собой довольный, снова восседал во главе стола. Разлив водку по стопкам, хозяин снова поднялся (прямо ванька-встанька какой-то) и торжественно, почти официально предложил выпить за Кэт, за ее мужество и за то, что все у них слава Богу, не смотря даже на ее такое тяжелое для него решение о прекращении всех деловых контактов. На что гости лишь переглянулись, ничего не добавив. Кэт опустила голову, сжав губы, а Погорелу и вовсе этот смешной мужик начинал уже даже чем-то нравиться со всей этой своей клоунадой. Особенно на огромном портрете, занимающем всю противоположную стену столовой, где он в расшитом камзоле императора Павла, только со своим выражением довольного лица, отставив кокетливо ножку в ботфорте чуть в сторону, уверенно опирался на длинную шпагу своей мясистой рукой. Выпирающее мужское достоинство сексуально обтягивали все те же белоснежные лосины, что были на нем и сейчас, а пухлую грудь украшала широкая голубая лента с большим орденом, самым, наверное, большим, какие вообще существовали в истории человечества. Голову местного императора венчала расшитая треуголка, кстати, тоже приличных размеров, а указательный палец правой руки великолепный перстень с массивным бриллиантом, который был на нем и сейчас. Босяткин, судя по всему, вообще ничего скромненького не воспринимал в принципе, только себя во всем сияющем великолепии своего величия. Бедный Щукин, пожалел художника гость. Если бы только знал, как достойные потомки воспользуются его работой, но плевать. Новому русскому вообще на всех было плевать в этом мире кроме себя. Он заказал портрет в образе, заказ выполнили и повесили, а остальные пусть смотрят и завидуют. Как себя преподнесешь, так и поплывешь! По жизни всегда больше всего критикуют и завидуют именно те, которые сами в этой жизни меньше всего и преуспели, а кто успел, тех чувство справедливости уже не мучает. Вот и конец трапезы, рука сама тянется к револьверу, чтобы совершить возмездие. Владлен Ильич считает до трех, крестится, просит господа простить его и начинает стрелять. Щелк, щелк, щелк… Сволочи, сами во всем виноваты!
— Владлен Ильич, — произнес спокойно Погорел, разжимая кулак, в котором красовалось шесть блестящих источников его и Кэт несостоявшейся смерти, — вы забыли вот это…
И улыбнулся… самой издевательской из всех издевательских улыбок, какие только можно было себе вообразить решившемуся на убийство.
Глава 59