Исправление настоящего (СИ)

— Не знаю, — пожала она плечами, — просто… Ты мне тоже зря про грузовик рассказал, не в твою пользу рассказик. Просто у тебя еще есть немного времени, чтобы смыться. И мне не придется тогда объяснять, зачем я в тебя стреляла. Более того, обещаю, что я вообще забуду о твоем существовании, скоморох-капитан.

— Ты бы лучше вспомнила, чего с тобой не было, чем забывать то, что уже произошло.

— И это все, что ты мне хотел бы сказать на прощание, — спросила Кэт, сжав губы, в глаза которой лучше было и вовсе не смотреть.

— Я никуда не ухожу. Идем в дом, а то твой надежный друг совсем заждался, выпьем по рюмке, разбавим черное прозрачным.

— Кому что, а русскому нажраться, — поднялась с лавки Кэт. — Я так поняла, что ты игнорировал предложение свободы, что ж…

— Ты все правильно поняла.

— Сама не знаю, что творю, — произнесла Кэт уже на ходу, направляясь в дом. — Говорят, что жертва частенько влюбляется в своего палача…

Мужчина пожал плечами, ему только любви и не хватало.

— Хорошо, что хоть палач пока еще не втюрился в свою жертву, — вздохнул тяжело он, ясно понимая после разговора, что понимает все меньше и меньше в происходящем.

Величественный овальный стол, занимающий приличную часть хмурой столовой, окна в которой были задернуты плотными портьерами, пропускающими света достаточно, чтобы не промахнуться мимо рта во время трапезы, был накрыт почти скромно и даже с какой-то претензией на испорченный вкус: по центру красовалась Андроповка — водка с зеленой этикеткой — по цене 4 руб.80 коп. за бутылку, хранившейся, видимо, еще с тех самых времен, когда ее было так же трудно достать, как потом очень легко в два с половиной стакана выпить. Отдать должное хозяину, стаканов на столе все же не было, вместо них зеркальную гладь украшали граненые стопки, расставленные на таком приличном расстоянии друг от друга, чтобы незваные гости оставили даже мысль перекинуться между собой ненужным словцом, дабы исключить даже малейшую возможность общения. С налетом несмываемого прошлого, эти столпы, канувшего в лету социалистического реализма, выглядели более чем чудовищно. Грубо «нарубленный топором» салат из помидоров и огурцов отбивал аппетит в пластмассовой салатнице, какой пользовалась еще, судя по ужасному виду, еще прабабка хозяина, в чем даже была какая-то своеобразная прелесть пренебрежения к гостям, — не хочешь, не жри. Зато с тарелками из немецкого сервиза не было никаких проблем, с откормленными голыми клушами из средневекового безобразия кистей великих сумасшедших эпохи возрождения, они должны были как нельзя лучше способствовать аппетиту. Более того, своими возбуждающими телесами, они как бы уже подготавливали трапезничающих к соответствующему удовлетворению своих дальнейших потребностей уже в более интимной обстановке. Но это уже по мысли хозяина, которой он так и не поделился со своими гостями, предпочитая, наверное, занять место одного из них в постели с другой. Или просто остерегающегося, чтобы не нарваться… Пару слов о столовых приборах: прилично-покусанные алюминиевые вилки, судя по всему, попали на этот стол прямо из советского общепита, спертые оттуда по причине полной несостоятельности воришки в светлые самые светлые дни нищей студенческой молодости. Сам же воришка — Владлен Ильич Босяткин — самопровозглашенный аристократ в первом поколении, важно восседал теперь в обтягивающих ляжки белых лосинах и камзоле времен невезучего Павла на своем любимом антикварном диване с прямой высокой спинкой и обтянутыми кожей круглыми подлокотниками.