Исправленному верить

В пресловутом тридцать седьмом приехавший в Ленинград из белорусского местечка Монус Живицкий женился на подруге-комсомолке родом из Краснодара. Из соображений семейного равноправия супруги объединили свои фамилии, а их единственный сын был назван в честь вождя мирового пролетариата Виленом. В сорок первом Гумно-Живицкий погиб на Лужском рубеже. Его жену с ребенком успели эвакуировать за Урал, где она познакомилась с потерявшим руку майором-артиллеристом, и в Ленинград отец пана Брячеслава вернулся уже с отчимом.

Унаследовав от отца интерес к статным красавицам, Вилен встретил свою судьбу в Публичке, и эта судьба, родом из Пскова, рассорила его с грубой советской родней, развернув к возвышенному и древнеславянскому. Особых высот Вилен Монусович не достиг, однако кандидатскую защитил, квартиру получил и сына вырастил.

Брячеслав с отличием закончил известную в городе школу, но пятерки и разряд по шахматам не приносили самого желанного – успеха у девочек. У него списывали, не более того, и тогда Гумно-Живицкий решил добавить себе романтичности. Поступив, причем честно, на исторический, он отпустил волосы, стал брать уроки игры на гитаре и представляться Стасом. На одной вечеринке мимолетная знакомая поинтересовалась, не шляхтич ли он, – так Стас стал еще и паном. Статус ясновельможного позволял целовать дамам ручки, отпускать комплименты и намекать на то, что Гумно-Живицких лучше не задевать. И все равно он всю жизнь был одинок. Многочисленные увлечения оканчивались разочарованиями, на горизонте все отчетливей маячил мало кого радующий юбилей, и тут Брячеслав Виленович наконец встретил свою мечту.

Сперва она ему показалась всего лишь недурненькой, он еще думал об Ольге Комаровой, к которой долгие годы испытывал совершенно иррациональную склонность. Комарова была непунктуальна, беспорядочна и бестактна, но он ее терпел, и судьба воздала ему Сашенькой.

Друга, с которым Гумно-Живицкий пришел в странное заведение, увела администраторша, и покинутый пан, бродя по холлу, услышал из-за занавеса голос Ольги. И заглянул – он и раньше при случае проявлял любознательность. Занавес скрывал коридорчик, а голос доносился из-за плохо прикрытой двери. Любознательный Брячеслав приник к щели; то, что он услышал, его потрясло. Собеседница Комаровой в свои двадцать шесть была невинна и влюблена, как пушкинская Татьяна.

Упустить подобное чудо Гумно-Живицкий не мог, но ему предстояла серьезная борьба. Имя соперника не прозвучало, но Сашенька, его Сашенька, призналась, что мерзавец – поэт, и прочла несколько строчек, а память на стихи у Брячеслава была отменная. Остальное сделал Яндекс.

Ясновельможный долго смотрел на фотографию некоего Овалова, чувствуя себя неистовым Сирано. Собственно, это и подсказало решение. Пусть Сашенька испытает то же, что испытывал сам Брячеслав, когда с его глаз спадала пелена и на месте богини обнаруживалась пустая, скверная бабенка. Пусть посмотрит на своего кумира вблизи, пусть не подозревающий, что перед ним сама невинность, Овалов распустит руки и язык. Сашенька даст ему пощечину и уйдет, чтобы встретить верность и понимание. И оценить.

Три дня назад Саша ушла. Не только от Овалова – из дома. Сняла угол у какой-то старухи и не желает никого видеть. Лекарство оказалось слишком сильным, этого Гумно-Живицкий не предполагал. Пришлось ловить девушку после занятий, тем более что влюбленного начинал беспокоить Сашин приятель с серьгой, которому ни в коем случае нельзя было отдать роль утешителя.

Оповестивший о конце пары звонок прозвучал как вызов. Пан Брячеслав пригладил, увы, редеющую шевелюру и выдвинулся из зарослей наперерез вырвавшимся на свободу студентам. Саша шла одной из первых, опасения насчет молодого человека были беспочвенны.

– Панна Александра, я нашел вас!

– Добрый день, Брячеслав Виленович.

– Зачем так официально? Мы же договорились: «пан Брячеслав».

– Добрый день, пан Брячеслав.

– Вы очень устали?

– Нет.

– Если верить расписанию, эта пара последняя?

– Да.

– Тогда приглашаю вас выпить кофе. – Гумно-Живицкий придержал дверь, пропуская Сашу. – Не бойтесь, я не буду вас ни о чем спрашивать и просить вернуться тоже не буду, хотя ваши родные очень переживают.

– Я знаю. Мама приходила.

– Вы видели пани Тамару четыре дня назад, а я – вчера и еще увижу, но о нашей встрече я умолчу.

– Почему?

– Потому что мне прежде всего важны вы, моя дорогая. Мне страшно подумать, что толкнуло вас на этот поступок.

– Пан Брячеслав, – Сашенька повернулась, позволяя подать ей куртку, – вы, должно быть, очень рады…

– Я?! Я счастлив видеть вас, бесценная панна, но я не могу видеть ваше горе.

– Но я счастлива, – улыбнулась Саша, надевая берет. – Я живу, я вижу, я чувствую, могу пойти к Неве, могу кормить птиц и ждать. Ждать – это и есть счастье. Вы ведь тоже ждете… Мы похожи, но я жду сильнее.

– Панна Александра! Сашенька…

– Да, – задумчиво сказала она, – вы умеете ждать и еще хотеть. Больше ничего.