Исправленному верить

Всплеск отчаянного неверия прошел, и больше в смерти Дени Саша не сомневалась. Толстый веселый врач объяснил, что у нее друг за другом случилось два шока, после первого она была заторможена, второй ее встряхнул, и теперь она станет не только помнить, но и чувствовать. Саша знала, что он прав, минувший Женский день станет ее вечным кошмаром, границей, разделившей жизнь на две части – никакую серую и бесконечную черную. Дени… Денис Анатольевич мучился происшедшим не меньше и… сделал то, что сделал. Саша понимала, что дело не в ней, просто обман и разочарование стали последней каплей. Думать, что встретил родную душу, и понять, что перед тобой подделка, пародия на твою боль, на твои чувства, а за ней нет ничего, кроме лживой заурядности… Это страшно, это невыносимо страшно и тяжело.

По сути, Дени был убит Гумно-Живицким, а орудием была она, Саша Колпакова. То, что убийца умер раньше жертвы, ничего не меняло.

Вошла сестра, глянула на капельницу, буркнула: «Хватит!» Да, хватит… Саша безучастно смотрела, как вытаскивают иглу и накладывают повязку.

– Голова не кружится?

– Нет. Я пойду…

– Бога ради. – Сестра уже прилаживала на держалку другую бутылку для другого больного.

В коридоре Сашу остановили.

– Вам придется подождать, пока вас не заберут, – сказал человек из полиции. Тот самый, что сидел с ней в кафе. – Вы пережили шок, у вас частичная амнезия.

– Я подписала отказ от госпитализации… Что вам еще нужно?

– За вами едут, и это не обсуждается.

– Мама? – с тоской спросила девушка. – Вы ей все-таки позвонили? Зачем?

– Ваши родственники в известность не поставлены. Вас забирает знакомый.

Пашечка! У него можно перехватить несколько тысяч и узнать про похороны. Некцы и Оваловы – родня… Если Пашечка догадается, неважно. Теперь неважно – смерть перечеркивает многое. Да, она любила Дениса Анатольевича, и что?

– Вы будете ждать?

– Да.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо.

Она спокойна, она может отвечать, она все понимает, она даже не плачет. Это от лекарства или от бесчувственности, о которой ей твердят мама с бабуней? Дени мертв, а она думает, как снять квартиру и где найти приработок. На стипендию не проживешь, ее кормит и одевает мама, а она расплачивается телефонной удавкой, одиночеством, молодостью, которой почти не осталось. Девушка в двадцать шесть! На медосмотре ей сперва не поверили, а потом с оскорбительным смешком пожелали поскорей выйти замуж, имея в виду совсем другое. Дени обманулся еще и потому, что старых дев сейчас не бывает… Господи, ну почему пан Брячеслав не попал под поезд месяцем раньше?!

– Александра? Как вы?

Коротко стриженный человек в кожаной куртке поверх серого свитера. Совершенно незнакомый.

– Кто вы?

– Капитан третьего ранга Степаненко. Вы меня не узнаете?

Метро… Моряк в черной шинели и страх – глупый, непонятный… Ночные дворы, лед, двое из темноты, короткая драка. Имени спасителя она не запомнила, только звание.

– Вы сегодня без формы.

– Так получилось. Я провожу вас домой.

– Мне надо в морг. Там… Там…

– Хорошо, я провожу вас в морг.

– У меня нет денег на цветы… На фрезии… Это были фрезии; Дени думал, я пишу стихи, а я не писала. Он думал, я лгала… Но я… Я отдам!

– Конечно, отдадите, – согласился Степаненко.

У лифта их пихнул тащивший лестницу дядька в робе. Капитан поморщился, и Саша отстраненно спросила:

– У вас что-то с плечом?

– Ерунда. Идемте, нам надо купить фрезии…

7

– Девушка отделалась истерикой. – Полковник убрал телефон. – Ничего, откачали… Юрка ее куда-то повел; если дурак, то домой.

– Она что-нибудь помнит?

– Не больше нас с вами, но то, что она сняла угол у Нинели и отказалась говорить с матерью, подтверждает. Надо думать, к… Новой Голландии Александру отправили в ночь с восьмого на девятое марта. Степаненко рассказал больше. За аркой стало можно повернуть, он опрометью кинулся назад, поднялся в квартиру, выдрал Овалова из рамы, но его отражение в зеркале осталось. Юрий, недолго думая, засадил по нему вашей бутылкой. Опомнился он в той же комнате, но трельяж сгинул, а на кухне уже рыдали. Герою-североморцу удалось выскочить незамеченным, что и неудивительно: старухам было не до гостей. А теперь рассказы-вайте вы.

– Прямо сейчас? – устало спросил Шульцов.

– Именно, – отрезал Аркадий Филиппович. – То, что знают двое, знает свинья, а за то, что знает свинья, убивают на порядок реже. Ваша гипотеза подтвердилась полностью?

– Лучше сказать, она не была опровергнута. Аркадий Филиппович, я сейчас не в лучшей форме, мне проще отвечать на вопросы…

Они как раз вернулись в ту самую кондитерскую, где сидели днем; девушка за стойкой их узнала и вытащила пакет с надписью «Североморск».

– Вы за ним?

– За ним, – подтвердил полковник. – Два кофе и два по пятьдесят коньяка… Вопросы, говорите? Если я правильно понял вас и не совсем позабыл Куна, у хозяйки перекрестков есть имя. Одно на троих, и как-то оно не вяжется с пылищей и старьем.