С каждым словом молитва крепла в ее устах, набираясь уверенности и страсти. Из вынужденной меры, когда Лея лишь заставляла себя говорить, ее речь преображалась в истинное веление сердца, в пылкое откровение, в явление высшей мудрости, снизошедшей на нее в порыве безысходности и внезапно озарившей лицо женщины светом очищения. Только теперь Лея начинала сознавать, какой невероятный груз лежал на ее плечах; груз болезненной ненависти и отрицания.
— Прошу, если я что-то значу для тебя. Если мой сын для тебя что-то значит, не оставляй нас!
Люк хранил молчание. Даже если у него имелось на этот счет какое-то определенное мнение — а не просто совокупность чувств, хотя и сильных, переполняющих душу, — то магистр Скайуокер предпочел держать свое мнение при себе. Спроси у него сестра, как он полагает, услыхал ли отец ее горькую мольбу, брат не смог бы сказать ей ничего вразумительного.
Он сам видел отца в качестве Призрака Силы лишь единственный раз — на Эндоре, в ночь похорон. Когда он ушел в лес подальше от шумных гуляний, поскольку победа, которую они отмечали, стоила ему слишком дорого, и радость в его сердце соседствовала со скорбью, что нисколько не отвечало общему восторженному духу товарищей из Альянса. Рядом с образами Йоды и Оби-Вана, которые впоследствии посещали его ни единожды, стоял еще один силуэт: высокий, плечистый юноша со светлыми кудрями и большими глазами, в которых нельзя было увидеть выражения смирения, но зато в них отчетливо виднелись искра упрямства и железная воля. Таким был их отец до роковой дуэли на Мустафаре. Лицом, статью и цветом волос он был вылитый Люк, но его глаза, его пламенный взгляд достались не сыну, а дочери.
Теперь уже магистр не помнил, как сумел узнать калеку Дарта Вейдера в этом молодом и здоровом обличье; только ли их поразительное сходство подсказало ему, кто это, или, возможно, родственное чутье? Однако с тех пор отец не являлся ему; посмертная судьба Энакина Скайуокера так и осталась для Люка одной из тайн Силы.
Лея, впрочем, не спрашивала брата ни о чем, и в мыслях не держала спрашивать. Речи ее рвались из сердца и, будучи порождением одних только эмоций, вероятнее всего, не нуждались в ответе вовсе. Ведь тем молитва и отличается от обыкновенной сделки с высшими силами, что имеет ценность сама по себе, без многообещающих последствий. С ее помощью человек поднимается над собственной слабостью и приближается к непостижимому.
Следующие несколько недель минули, словно ужасный сон, в глухоте и нескончаемой тревоге. Лея теперь почти не покидала Центакс-III, однако не скрывала, что после случившегося готова едва ли не возненавидеть этот дом, и весь этот тихий, неприметный спутник. Случись им с Люком все же вызволить Бена, генерал Органа, естественно, побоялась бы возвращаться сюда с беглым преступником. Однако вернуться все же пришлось — без Бена, с пустыми руками. Их возвращение само по себе являлось знамением провала и тяжелой потери.
Время текло своим чередом, однако основные события этих недель — избрание Джиала Акбара новым главой Сопротивления, скандал из-за задержки поставок военных кораблей Кореллианской судостроительной корпорацией, новые вспышки мятежей в захваченных Терексом мирах, очередная пламенная агитационная речь генерала Хакса, запись которой распространилась в голонете, — все это, на удивление, прошло мимо генерала Органы, нисколько ее не коснувшись. Находясь в вакууме своего горя, она была как будто выброшена из жизни. Уже второй раз Лея осталась, словно пережив кораблекрушение, на обломках былой славы и некогда непоколебимой веры в величие возрожденной Республики.
Государство, за которое она сражалась, вновь жестоко ее предало. Оппозиция взяла верх. Галлиус Рэкс, без сомнения, добился того, чего хотел, когда решился пожертвовать своим учеником.
Впрочем, разве Лее Органе впервой оказываться на обочине жизни? Разве судьба впервые жестоко играет с нею, заставляя склониться перед обстоятельствами? Ничего, в былое время у нее получалось вновь и вновь выпрямить спину — так будет и на сей раз.
На следующий же день после событий на Центакс-I генерал официально подтвердила свой уход из Сопротивления, однако от каких-либо комментариев воздержалась, оставив общественность, равно как и представителей прессы, в полнейшей растерянности относительно причин, побудивших ее пойти на такой шаг. Она, однако, не сомневалась, что в голонете скоро появится множество теорий на этот счет — все они, вероятно, будут «основаны на эксклюзивных данных», и все окажутся далекими от истины.
Верховный канцлер публично выразил ей благодарность за годы верной службы на благо Республики, за отвагу и самоотверженность, благодаря которым Лея Органа сделалась примером для вот уже нескольких поколений. Та выслушала его похвалу довольно сухо.