Умерший так и не сделался полноценным джедаем, и конечно, он не ведал о техниках сохранения сознания, позволяющих даже после расставания с телом собирать и направлять свою энергию таким образом, чтобы получилось почти материальное воплощение — то, что называют Призраком Силы. Мастера старого ордена десятилетиями постигали эту возможность; сам Люк сумел до конца изучить ее лишь несколько лет назад. Если бы племянник мог воспользоваться подобным умением, это существенно помогло бы Скайуокеру в его задумке.
Но Бен — всего-навсего мальчишка, к тому же, недавно вовсе лишившийся возможности управлять Силой, разве он мог сопротивляться течению вселенского потока?
Впрочем, сложность ритуала, который задумал Люк — ритуала, так кстати пришедшего ему на ум в минуту отчаянной решимости, — состояла не только в спешке. Пытаться вернуть тому, что уже преобразилось, его былую форму, означало вступить в спор с самой Силой, восстать против ее замысла. Джедаи никогда не поступали так. Философия Света целиком заключалась в постижении высшей воли и следованию ей вопреки собственным чувствам. Проповедники идей баланса и гармонии в Силе не должны были идти ей наперекор.
Это ситхи, адепты Тьмы, это они проявляют упрямство, искажая Силу лишь для того, чтобы добиться желаемого. Подчинить вселенскую энергию собственным сиюминутным страстям. Именно ситхам принадлежит сама идея возвращения из смерти и вечной жизни. Некоторые из них были настолько одержимы этой мыслью, что шли против всех мыслимых законов мироздания, а один-единственный, Дарт Плэгас, приблизился к бессмертию настолько, что его эксперименты с мидихлорианами могли подорвать само движение великого потока.
Техника, о которой внезапно вспомнил мастер Скайуокер, не имела ничего общего с изысканиями Плэгаса. Однако ее начало тоже было темным; эта техника происходила от стремления повелевать жизнью и смертью.
Вот каково было искушение Люка. Судьба устроила все таким образом, что теперь повернуть события вспять было практически невозможно, и наиболее естественный вариант — довериться будущему. Просто подчиниться — и тогда он, магистр, будет свободен от своих страхов, от тяжкого выбора и от сурового предсказания, уже некоторое время нависавшего над его головой…
Да, этот путь казался соблазнительно легким. Легче, чем когда-либо. Однако чувства гранд-мастера отвергали подобное малодушие. Отвергали так резко и бескомпромиссно, что один раз Люк даже озвучил собственные мысли, сказав вслух:
— Я не отпущу его.
Трудно судить, к кому он обращался с этим высказыванием. Скорее всего, к самому себе.
Конечно, Люк помнил, что именно такое упрямое желание избежать неизбежного когда-то погубило его отца. Но быть может как раз сейчас, когда он сам оказался перед аналогичным выбором, магистр увидел то, о чем не подозревал прежде — скрытую мудрость отцовского порыва, который, как теперь думалось Люку, все же выходил за рамки обыкновенного юношеского максимализма. Кто, в конце концов, осмелится спорить, что отдать собственную душу ради спасения ближнего — поступок более благородный и искренний, чем обычная готовность отдать свою жизнь? Видимая жизнь дается человеку на время, но душа — навсегда. А предать себя, пойти наперекор своим страхам куда труднее, чем сделаться мучеником. Так где больше жертвенности и меньше скрытой надменности?
Вооружившись этой мыслью, Люк снова подступил к телу Бена. Тот и вправду все еще был, словно живой, с неплотно закрытыми глазами и застывшей печально-победоносной улыбкой на губах. Любой подумал бы, что юноша спит и видит приятный сон.
Скайуокер вновь положил ладонь ему на грудь и сконцентрировался, стараясь ощутить хотя бы легкое, призрачное биение жизни.
«Вернись», — приказал от отчетливо, сухо. Даже жестко.
Он не просил, как подобало джедаю; он приказывал. Проникая в глубинные сферы Силы, он пытался «ухватить» сознание Бена и вытащить на поверхность.
Наконец, ему удалось ощутить тот самый огонек, теплящийся где-то на самом дне. Так он и знал! Жизнь не покинула его племянника окончательно, еще нет. И сейчас, ухватив этот огонек, Люк уже не собирался его отпускать, направляя все усилия, чтобы раздуть его до полноценного пламени. Такого же жаркого, непримиримого, как прежде.
Механическая ладонь нашарила в сумке на поясе крохотный складной нож. Скайуокер осторожно взял руку юноши, худую, словно птичья лапа, и сделал небольшой надрез чуть выше запястья. То же самое он проделал со второй рукой; затем оставил несколько кровавых отметин на шее, особое внимание уделяя тому месту, где находился след от укуса.
То, что он делал, еще полчаса, еще десять минут назад показалось бы магистру сумасшествием. Но сейчас им владело какое-то сверхъестественное прозрение; именно оно руководило всеми его действиями, не оставляя времени для сомнений.
Яд убивал его племянника. Необходимо было изгнать яд из крови, иначе спасти Бену жизнь не получится. Воздействие телекинезом на сами молекулы, отделяя одно вещество от другого — прежде Люк никогда не слышал о таком. Но почему бы не попробовать?