Испуг

Гоша – мой когдатошний сокурсник и приятель, а ныне, конечно, пенсионер… Гоша Гвоздёв… Мы болтали и после, всю дорогу, оказавшись в вагоне нечаянным образом рядом. Болтали, когда шли к нему домой. Болтали и дома, когда прикидывали, как нам удобнее в его маленькой однокомнатной квартире рассесться. Да, да! Как нам сесть?.. Стул на выбор?.. Или кресло?.. Я взял стул.

В тесноватом, но вполне опрятном логове одинокого пенсионера мы (уже на кухне) рассаживались не столько относительно друг друга, сколько относительно телевизора. Гоша великодушно предлагал мне к зрелищу поближе!.. Сели… Всё еще болтали. Зато, как только экран высветился, наступило наше великое молчание. Удивительно! Мы с ним промолчали несколько часов кряду. (Лишь иногда о чем-то вскользь и кратко. Два-три слова… Не больше.) Смотрели расслабленно на экран. Смотрели восторженно! Весь наш вечер.

Поначалу мне подумалось, что помалкиваем из-за неудобства, – у Гоши отсутствовал дистанционный пульт, чтобы зрелищем управлять со вкусом. В быту эту пластиковую шоколадку с кнопками зовут Пу-Пу, начальные слоги от пульт-пульт… Так вот Пу-Пу здесь не было. А ведь для старика пощелкать податливыми кнопками, продолжая беседу, – это настоящий пир! Это знак мгновенного обладания целым миром… Вот бы и пощелкали по очереди – пообладали бы напоследок! Но канал, увы, работал только пятый – «Культура», – а когда я, как водится, спросил у хозяина о других каналах, как там?.. – Гоша Гвоздёв ответил:

– Там ничего нет.

– Но бывает же и на других каналах кое-что интересное.

– Нет. Не бывает. – Он засмеялся. – Извини.

Я легко смирился. (У меня вообще нет телевизора.) Дело в том, что мы, Гоша и я, смотрели и слушали без малейшей натуги. Я даже увлекся: передача была о молодом Пушкине – и какая яркая передача!.. Затем замелькал Матисс. Загляденье!.. Я давненько не смотрел «ящик». Я понятия не имел, как они там, то есть на пятой кнопке, сильно прибавили!.. «Ромео и Джульетта» Прокофьева… Эйзенштейн… Культ кино…

И на удивление без пошлости. Передачи были одна в одну… Час… Еще час…

Если в гостях долго молчать, чувства не знают, куда им востребованно деться – и переполняют. Сентиментальность… В носу защипало!.. Да ведь и старики оба… Старый Гоша Гвоздёв прослезился уже на пейзажах Тригорского… Меня достала Смерть Меркуцио… Я не стеснялся. Шмыгнул носом. Промокнул глаз, потом другой. Все сделал спокойно. Подушечкой пальца… Хозяин задал тон – я соответствовал. Мы ведь не обсуждали. Оба без хитростей. Молча… И что тут обсуждать или о чем спорить, если мы только и хотели умилиться известной всем красотой. И для чего-то же ее, красоту, нам давали в таком избытке. Умилиться, а если подожмет, всплакнуть, – почему нет?

Но на третьем, что ли, часу нашего молчаливого смотренья я заерзал на стуле и, как-то вдруг спохватившись, подумал, может, Гоша Гвоздёв от одиночества сильно сдал… Некий стариковский сдвиг, а? Может, здесь что-то не так. Может, тихий отшельник. Одинокий пенсионер в большом городе… И я осторожно спросил его насчет приятелей.

Он улыбнулся:

– В порядке.

Насчет приятелей у него было все в порядке… У него замечательные приятели. И немало их! Дружим!.. И в этом смысле (Гоша кивнул в сторону экрана) тоже полное понимание.

– В каком этом смысле? – Я переспросил. – Они тоже смотрят этот канал?

– Да.

– И сейчас смотрят?

– Конечно. Для них тоже ничего нет лучше. Ничего нет правдивее.

Он подчеркнул последнее слово. И еще одарил меня своей незлой (я ее отметил сразу, при встрече)… незлой и новой для моего глаза мудрой усмешкой… Мол, схожесть душ. Слыхал о таком?.. Друзья настоящие!..

И для нас, Петр, – под старость – эта вот бесспорная красота прошлого и есть бесспорная правда жизни. Красота – как правда… А пятая кнопка – наш вахтер, охранник… – Гоша засмеялся. – Пятая кнопка тем самым – наша жизнь, а не только наша старость. Мы – живы!.. Не думал о таком?.. А ты, Петр, подумай!

Я почувствовал легкий внутренний протест. Как всякий, у кого нет телевизора. (Разве я совсем уже вне жизни? Я, мол, тоже не мертвец…) Но при этом как же сразу я с Гошей согласился. Я так стремительно с ним согласился! Мое удивление и мой же восторг были многажды сильнее моего слабого протеста. И я притих. Душа попритихла… Экран сиял… И мне было ничуть не в тягость. С необычайной легкостью гость просидел уже полных два часа. Молчком! Не обменявшись с хозяином ни словом об увиденном на экране! Ни жестом. Разве что скорой слезой.

Надо думать, для хозяина, для моего старинного дружка Гоши Гвоздёва, состояние молчаливого наслаждения экраном было приятнейшей нормой. Его любимое блюдо. Ежедневное любимое блюдо. И Гоша щедро делился им с гостем. В конце концов, я гость – он хозяин. Он не угощал (пока что) меня чаем. Не угощал (пока что) стариковскими бутербродами. Ни тем более выпивкой… Зато он угощал своим образом жизни.