– Ради всего святого, только не это! – воскликнула она. – Я дружу со словами, но не с толпами. А из того, что моя Покровительница была сильным лидером, совершенно не следует, что я на нее похожа. Я с радостью писала бы вам речи, но это все, на что я способна.
Лицо Жнеца Кюри, столь непроницаемое все это время, теперь демонстрировало почти отчаяние, совершенно ей не свойственное.
– Поступки, что я совершала в прошлом, все то, за что люди ценят меня, совершенно не соответствует посту Высокого Лезвия!
В ответ на это Жнец Константин засмеялся.
– Мари! – сказал он. – Если бы о нас судили по тем поступкам, о которых мы сожалеем, ни один человек не был бы достоин даже полы подметать. Вы – наиболее подготовленная из нас, и пора бы вам признать это.
Волнение, охватившее участников конклава, не помешало их аппетиту. Наоборот, ланч они уплетали как никогда жадно.
Анастасия прогуливалась по ротонде, пытаясь определить температуру конклава. Новые жнецы жужжали, выстраивая схемы и формируя коалиции; но так же вела себя и старая гвардия. Конклав обречен был продолжаться до того момента, пока кто-нибудь не будет избран на пост Высокого Лезвия – жнецы слишком хорошо выучили уроки политических волнений эпохи смертных. Лучше сразу же покончить с выборами, пока все не стало еще хуже, чем было до этого.
– Он не соберет нужного числа голосов, – говорили про Ницше. – Даже те, кто его поддерживает, делают это потому, что нет лучшей кандидатуры.
– Если Кюри победит, – сказал Жнец Моррисон, которого Анастасии не удалось избежать, – ты будешь назначена ее помощником. А это – должность с большими полномочиями.
– Я голосую за нее, – произнесла Жнец Йамагучи, все еще сияющая от удовольствия, полученного во время утреннего заседания, когда ее похвалили за жнеческое искусство. – Как Высокое Лезвие она будет гораздо лучше Ксенократа.
– Я об этом слышал, – вмешался в разговор сам Ксенократ, внезапно появившийся среди беседующих, подобно золотому дирижаблю. Жнец Йамагучи застыла в ужасе, но Ксенократ был весел и доволен.
– Не волнуйтесь! – со смехом сказал он. – Теперь вам придется стараться произвести впечатление отнюдь не на меня.
Ксенократ буквально светился радостью от того, что смог сообщить жнецам о своем новом назначении.
– Как же нам теперь звать вас, ваше превосходительство? – спросил Моррисон, с чуть излишней почтительностью.
– Как Верховного Жнеца, вы обязаны звать меня вашим сверхпревосходительством, – ответил Ксенократ, не скрывая своего удовольствия, словно ребенок, который пришел домой в конце семестра и продемонстрировал табель с отличными отметками. Наверное, сплетники все-таки были правы, и Ксенократ действительно превратился в дитя.
– Вы уже поговорили с Константином? – спросила Анастасия, и это немного остудило воодушевление Ксенократа.
– Я несколько отдалил от себя Константина, если вам интересно, – сказал он Анастасии словно бы лично, но так, чтобы слышали все. – Я уверен, он хочет обсудить с вами последнюю информацию о вашем старом друге Роуэне Дэмише. Мне же это неинтересно – это забота уже нового Высокого Лезвия.
Упоминание имени Роуэна прозвучало как удар, но Анастасия и виду не подала.
– Вам следует поговорить с Константином, – сказала она. – Это крайне важно.
И, чтобы разговор действительно произошел, она кивнула Константину, который тотчас же подошел к ним.
– Ваше превосходительство, – спросил Константин, – мне нужно знать, кто сообщил вам о вашем назначении.
Ксенократ был явно оскорблен.
– Никто, естественно. Назначение Верховного Жнеца – секретная информация.
– Да, но, быть может, кто-нибудь узнал или услышал об этом случайно?
Ксенократ помедлил с ответом, и все поняли, что он чего-то недоговаривает.
– Да нет, никто.
Константин молчал, ожидая, что Ксенократ все-таки вспомнит.
– Новость пришла во время званого обеда, – сказал наконец Ксенократ.
Высокое Лезвие был знаменит своими зваными обедами. Всегда в узком кругу – только он да еще два-три жнеца. Преломить хлеб с Высоким Лезвием считалось честью, а Ксенократ, как искусный дипломат, всегда приглашал жнецов, которые ненавидели друг друга, таким образом стараясь либо наладить дружеские отношения, либо сформировать альянсы. Иногда у него получалось, иногда – нет.
– И кто был с вами? – настаивал Константин.
– Я принял звонок из соседней комнаты.
– Да, но все-таки?
– У меня обедали двое – Твен и Брамс.
Анастасия отлично знала Жнеца Твена. Он декларировал свою независимость, хотя по принципиальным вопросам был всегда солидарен со старой гвардией. Брамса же она знала только по разговорам.
– Его посвятили в жнецы в Год Улитки, – сказала как-то Мари. – В самую точку, потому что, куда бы он ни пошел, всегда оставляет за собой след слизи.
С другой стороны, Брамс казался вполне безопасным. Жаждущий успеха, но ленивый жнец, который выполняет свою работу – и больше ничего. Вряд ли такой тип может быть организатором покушения.
Перед самым концом перерыва Анастасия подошла к Жнецу Брамсу, зависшему над столом с десертом. Она хотела определить его симпатии и связи.