А ещё я устал ходить почти голым. Сегодня, когда шёл к белошвейкам, заметил, как девицы на выданье отводят от меня смущенный взгляд. В одеяние бродяги нижнее белье не входит — видимо слишком роскошно для бродяг. Подумываю о шкурах животных. Ходили же пещерные люди. Останавливает то, что я не умею их выделывать. Допустим, сшить пончо и юбку-килт умения мне хватило бы. Но шкуры надо подготовить: очистить, вымочить, дубить и ещё чего-то, а главное их нужно добыть. Мои лохмотья этого не переживут. Так что этот вариант немногим легче. Технологическая цепочка короче, но ненамного.
— О чём задумался, Михаил?
— О шкурах, — машинально ответил я.
— Даже не думай! — встрепенулся Эабор, — шкуры у нас носят лишь дикари, горные орки, гоблины и прочая нечисть. Люди не поймут.
— Но я же видел кожаные штаны и доспехи?
— Так, то обработанная кожа! Ты так не умеешь, — сказал как отрезал.
— Не умею…
— Воот! — наставительно поднял палец алхимик, — да и нехорошо это, Аглая с девчатами на тебя столько сил потратили.
— Может, у тебя декокт какой есть? — решил я блеснуть эрудицией, — чтобы капнуть на шкуры и все лишнее отвалилось?
— Может и есть, но тебе с этого какой толк? — изготовить ты его всё равно не сможешь, — пожал плечами алхимик никак с виду, не прореагировал на мои знания.
Я лишь удручённо покачал головой! Поучается любой более-менее квалифицированный труд мне практически недоступен. Либо развивать его надо с самого нуля. Хоть я и знал это раньше, но после разговор с Эабором, всё стало выглядеть ещё более безнадёжно.
— Эх, ладно! Утро вечера мудренее!
— Хорошо сказано! Надо бы запомнить, — задумчиво потягивая трубку, пробормотал алхимик.
Утро в поле! Я даже не догадывался, что у белошвеек так много народу: знакомые Ксана и Мара, сама Аглая и ещё десяток женщин. Обговорив порядок действий, меня оставили сидеть в стороне, дожидаться очереди. Не успел я заскучать, как мне пришлось сгребать сухие стебли роксо, труднее всего было доставить его на гумно, где уже молотили свою партию мастерицы. Пыль стояла столбом и опять я был последним очереди. Моя партия роксо была скромнее, но работать пришлось одному. Обмолот затянулся до обеда, девушки уже давно ушли, а я все продолжал, изредка попивая из фляги. От пыли постоянно першило в горле, хотелось чихать и слезились глаза. Но я вытерпел. Однако теперь понимаю — лучше уж камни тесать, не так пыльно!
После обеда, народ собрался на бесплатное представление — работа на кустарной мялке имени меня. От любопытных взглядов, кожа чесалась… хотя, может, это от налипшей пыли. Я не стал огорчать наблюдателей и вслед за мастерицами начал мять роксо. Как вы, надеюсь, помните, мялка — это тупая гильотина, которая разминает твёрдые слои стебля, ломая твёрдую верхнюю корку. Пучок травы постепенно пропускается через неё по всей длине, разминая волокна. И так по кругу, пучок за пучком.
Когда заработала моя дребезжалка, по толпе прошла волна гула. Видимо, многие и не рассчитывали, что она, вообще, будет работать, спустя полчаса энтузиазм собравшихся начал угасать, к концу первого часа зрителей не осталось. Оно и к лучшему! Я уже пятнадцать минут как стараюсь работать аккуратно, как только появилось сообщение что износ деталей достиг 90 %. Дабы не позориться больше необходимого по возможности невозмутимо заменил лезвие и ось. Рука, качающая гильотину, отваливалась, но я продолжал работать. В мечтах я ходил в рубашке… такая банальная и такая желанная! Верно говорят, что ценность вещей познаётся после потери — подтверждаю, проверено на собственном опыте. Как только, у меня появится одежда снова можно будет качаться. Тупой много часовой фарминг сейчас для меня остаётся лишь мечтой.
— Хватит!
— Хватит говорю! — думал, послышалось. С трудом сфокусировал взгляд — Аглая! — чего?
— Совсем себя загнал! — сверкая глазами наседала на меня женщина, — ты бы себя видел со стороны! Голем — натуральный! Движения точь-в-точь, — неживые.
Мда я, действительно увлекая, последние… даже не знаю сколько сознание в работу тела не вмешивалось. Не хило меня так вштырило! Тело работало на автомате, стоило только подумать, как руку пронзила сильнейшая волна боли, словно связки на живую решили вытянуть.
— Ауч!
— Эх ты, дурила! — мягко пожурила меня Аглая, — доработался?
Пришлось удручённо кивнуть. Говорить не хотелось, сам виноват, чего уже тут.
— Придётся тебе к нашей целительнице идти, — тон которым была сказана эта фраза заставил меня насторожиться.
— В деревне я её не видел, — осторожно начал я.
— Ещё бы! Она не абы кто, живёт на источнике! Только характер у неё больно уж… — не нравится мне эта многозначительность, — Дайка посмотрю!