Когда пыль осела, пустыня превратилась в лес древовидных папоротников и гигантских плаунов. Там, где упал шпиль, в дымке открылась дыра в голубое жидкое небо. Оно казалось водянистым и неподвижным, и Хану показалось, что он смотрит вверх со дна озера. Он мог видеть высокую гору, вздымавшуюся вдоль одного берега, и время от времени ему казалось, что он видел мелькавшее лицо, огромное, как облако.
Затем туман снова сомкнулся, и Хан остался один. Он начал пробираться сквозь лес грибов, взывая к своей потерянной жене и своему лучшему другу, ища место, где они исчезли — где они, без сомнения, пожертвовали собой, чтобы предотвратить проникновение в галактику ещё одного зла.
И для чего?
Люк и Лея всю свою жизнь боролись — зачем? Чтобы защищать правительство, которое повернулось спиной к Ордену джедаев? Чтобы принести мир в галактику, которая слишком мало его ценила и никогда бы его не получила? Хан покачал головой.
Нет.
Люк и Лея посвятили свои жизни одному: борьбе с могуществом Тёмной стороны. Это было так просто. Где бы ни поднималась Тёмная сторона, когда бы ситы ни осмеливались показаться — там Люк и Лея шли вперёд, ни секунды не колеблясь, ни разу не дрогнув. Их судьбой было вести галактику в новую эру надежды, и они ни разу не отступили от этого своего призвания.
Теперь эта судьба достанется кому-то другому. Потому что Люка и Леи больше не было. Хан понимал это. Они стали единым целым с Силой, и Хан осознавал, что и сам он скоро присоединится к ним.
Ему не было грустно, или страшно, или даже жалко. Он просто хотел ещё раз подержать Лею за руку, заглянуть в её карие глаза и снова увидеть её улыбку.
Затем Хану пришло в голову, что он, наверное, уже мёртв. Или
Он остановился и обернулся вокруг, ища какой-нибудь признак Леи или Люка — какой-нибудь намёк на то, что он не проведёт вечность без них. Он не видел ничего, кроме зелёных листьев и колонн цвета слоновой кости с коричневыми прожилками, не чувствовал ничего, кроме мускусного запаха леса, не слышал ничего, кроме теней, шепчущих вокруг него, предлагающих помощь, жаждущих поглотить его.
Хан упал на колени.
— Ах, Лея, — сказал он. — Я так хотел бы уйти с тобой.
Лея дрейфовала в агонии и в экстазе, нигде и везде, аморфная масса самосознания, связанная воедино волей и желанием. Она увидела внизу своё тело — вращающийся шар золотого сияния, всё ещё летящий по пустыне, такой горячий, что за ним оставался след из пылающего колючего кустарника.
Её враги — она больше не могла вспомнить их имён — превратились в дым и пепел. Но тело её брата находилось примерно в двадцати метрах от её собственного, оно всё ещё покачивалось и было таким ярким, что она едва смогла взглянуть на него. Лея не могла вспомнить и
Это напугало её. Она знала, что этого не должно было быть. Стать единым целым с Силой было судьбой каждого джедая, который служил ей. Но она не могла избавиться от ощущения, что она что-то не сделала — что-то такое, о чем нельзя забывать. Или был кто-то, кого она не могла бросить. Пока не могла.
Но
Ей было трудно связать свою собственную сущность воедино, вспомнить даже свою собственную личность, не говоря уже о чьей-то ещё.
Затем знакомый голос произнес её имя, и она вспомнила.
Внезапно в лесу воцарилась тишина, и Хан увидел, как тени убегают в подлесок. Впереди возникло золотое сияние, просвечиваясь сквозь грибы и папоротники, превращая их на его глазах в аккуратно и рассаженные рядами деревья городского парка на Корусанте.
— Лея? — Хан поднялся и двинулся вперёд. — Лея?
И тогда он увидел её, золотую сияющую фигуру, бегущую по тропинке с распростёртыми руками, такую лучистую и яркую, что у него болели глаза, когда он смотрел на неё. Он встретил её на полпути и на лету заключил в объятия. Лея крепко поцеловала его в губы, и он почувствовал, как Сила вливается в него, наполняя теплом, жизнью и радостью.
Они замерли в поцелуе на мгновение, или, возможно, это был целый день. Затем Хан опустил её ноги на землю и отступил назад, чтобы посмотреть на неё. Она была Леей — но не такой, какой он видел её в последний раз. Она была Леей времён их юности: карие глаза, сияющие задором, ещё не умеренным потерей двух её сыновей и смертью многих близких друзей — стольких, что Хану невыносимо было вспоминать об этом.
Через мгновение радость на лице Леи сменилась беспокойством.
— Хан, что с тобой случилось? — спросила она. — Это из-за карбонитной заморозки?
— Заморозки? Какой заморозки?
— Ты не помнишь? — спросила Лея. — Вейдер устроил ловушку в Облачном городе. Он заморозил тебя в карбоните…
— И ты сказала мне, что любишь меня, — закончил Хан. — Как я мог забыть?
Единственным ответом Леи был растерянный взгляд.