Испытание

— В ночь с двадцать второго на двадцать третье июня. А расстрелять должны были сегодня. Только не допустил господь…

— Не господь, а Германия спасла тебя!..

— Так точно, господин офицер, Германия!

— Значит, понимаешь, кому обязан жизнью?

— Так точно, господин офицер. Германии!

— Где ты живешь?

— Поблизости. В деревне Зоричи, господин офицер.

— Зоричи? — перед гитлеровцем на столе лежала карта района. — Зоричи? Нашел. Это близко. Разрешаю тебе вернуться домой. Будешь следить, чтобы в деревне выполнялись все указания немецких властей.

— Можете не сомневаться, господин офицер! В Зоричах не знают, что я был арестован. Там меня считают коммунистом. Я, как вернусь, быстро выведаю, кто за новый порядок, а кто — за большевиков…

Слова Марченко пришлись по душе коменданту.

— Хорошо. Прежде всего выясни, кто из коммунистов остался в Зоричах. Нет ли там евреев или цыган. Вот тебе пачка сигарет Через час придешь в канцелярию, получишь надлежащие документы…

Оставшись наедине с переводчиком, комендант сунул следственное дело Марченки в ящик стола и сказал, поворачивая ключ:

— У этого типа есть все основания любить новый порядок.

— Безусловно, господин комендант.

— Впрочем, нам его любовь не нужна. Все равно он будет служить великой Германии, как собака хозяину! Вы думаете, собака служит хозяину, виляет перед ним хвостом, потому что она его любит? Вздор! Она служит ему, потому что хозяин ее кормит и может в любую минуту пристрелить. Вот и этот русский будет нам так же служить! Потому что я могу повесить его на первом же суку! Но все-таки его надо проверить. Никому нельзя доверять, особенно русским…

— Господин комендант абсолютно прав, никому нельзя верить…

— Вызовите следующего. Того, кто покупал краденые вещи.

— Степана Щура? Слушаюсь!

Щур вошел в комнату, широко и беззаботно улыбаясь. У Щура не было оснований бояться фашистов. Наоборот, бояться ему приходилось советскую власть. Он уже не раз сидел в тюрьме за воровские дела и разные жульничества.

Щур уставился на немецкого коменданта, спокойно ожидая вопросов.

Это спокойствие немец принял за наглость. И он произнес, глядя в упор на Щура:

— Жуликов мы вешаем! И я не намерен делать исключение для такой наглой свиньи, как ты! Сегодня же, подобно маятнику, ты будешь раскачиваться на виселице!

Услышав переводчика, Щур обомлел от страха, затрясся и завопил визгливо:

— Пощадите, господин комендант! Я большевиков сам ненавижу. Я вам всех коммунистов назову, которые в нашем городе! Я всех знаю! Перед господом богом клянусь служить немцам до самой смерти! Уж вы поверьте мне, господин комендант!

— Перестань вопить! Повторяю, тебя надо повесить. Но я подожду. Посмотрю, как ты будешь нам служить. Может быть, я и помилую тебя… если ты заслужишь. Садись за стол и пиши фамилии всех известных тебе коммунистов…

В ЗОРИЧАХ

На возвращение Тимофея Петровича ребята больше не надеялись. Слушая по радио военные сводки, они приходили в отчаяние. Юрась вырвал из учебника географии карту и отмечал на ней крестиками города, занятые немцами. Получалось, что Зоричи уже несколько дней находятся в немецком тылу.

Юрась не мог себе представить, что в деревне, всего в шести километрах от дома, хозяйничают фашисты. Его удивляло, что не было слышно ни выстрелов, ни взрывов. Значит, Зоричи немцы заняли без боя.

На десятый день войны перестал работать приемник и кончились продукты. Оставаться дольше в лесу стало невозможно.

— Давай собираться, — сказал Юрась. — Стемнеет, пойдем в Зоричи.

— Ты же говоришь, там немцы!

— Пойдем в темноте. Проберемся задами к тете Сане, у нее все узнаем. Может, в Зоричах и нет немцев.

— Кто это — тетя Саня?

— Школьная сторожиха. Зимой в пургу я у нее ночевать оставался…

Вечером ребята вышли из дому. Как всегда, Юрась хотел положить ключ под ступеньку, но неожиданно вбежал обратно в дом. Он нашел школьную тетрадку, вырвал из нее страницу и поспешно написал:

"Батя! Мы ушли в Тизотиритичи, к титетите Тисатине. Ю."

Завернув ключ в записку, он спрятал его под крыльцо.

— Пошли! — сказал Юрась шепотом, точно кто-то мог их подслушать. — Иди тихо, не разговаривай. Боюсь, чтобы в Зоричах собаки нас не облаяли…

Всю дорогу они молчали. Моросил дождь, одежда ребят намокла, чавкала под ногами дорожная грязь.

Деревня была словно вымершей — такая царила в ней тишина. Дома стояли слепые — в окнах не было света, казалось, там нет и людей.

Они миновали узенькую кривую улочку и остановились возле небольшого дома. Юрась осторожно влез на завалинку и, стоя на коленях, приложил ухо к ставням.

— Света нет… никого не слышно, — прошептал он.

— Наверно, спит, — также шепотом сказал Владик.

— Постучимся…

Они поднялись на крыльцо. Юрась неуверенно стукнул в дверь. В доме было по-прежнему тихо. Юрась стукнул еще раз. Теперь ему почудился в сенях шорох. Забыв об осторожности, он ударил в дверь кулаком. Владик зажмурился и от страха втянул голову в плечи. Юрась отчетливо услышал скрип половицы в сенях и ощутил дыхание человека, стоящего по ту сторону двери.

— Тетя Саня!.. — позвал он тихонько.

— Кто тут? — послышался испуганный шепот.