Испытание

Антона слегка познабливает то непонятного предчувствия. Мутит от запаха и пляшущих перед глазами цветных пятен, отдающих в зелень...

— Ты хотел стать воем? — словно бы удивленно говорит Яобай — Не обманываешь?

— Д-да... — с трудом произносит Антон сквозь сведенные судорогой губы.

— А может, ты больше хотел женщину?

— Н-нет, — выдыхает Антон.

— Вре-ешь, — равнодушно тянет Яобай и так же равнодушно тычет головней ему подмышку.

Всхлип... Антон молча глотает едкие слезы и повторяет:

— Я... хочу... стать воем...

— В самом деле? Но это надо заслужить... Нужно отказать себе во всем — ты знаешь?

Антон молча кивает — он знает. Он видел...

Яобай тихонько повизгивает и почти ласково проводит шершавой рукой по плечу:

— Ты и в самом деле дурак, Бледняк...

Ороговевшие мозоли царапают кожу. Вои никогда не опускались до подобных жестов...

— ...Никто, кроме нас, не может стать нами. Но ты захотел, и это оскорбление... Ты мог подумать, что сможешь стать воем, это — страшное оскорбление... За это ты будешь наказан, Бледняк, тут уж ничего не поделаешь... Но в награду за такое желание — я уговорил всех — ты пройдешь испытание...

"Будь ты проклят... Значит, все зря".

Яобай молча взмахнул рукой — откуда-то из темноты к связанным ногам Антона швырнули... какой-то ком грязного тряпья? Шлепнувшись, ком зашевелился — на Антона глянули расширенные серые глаза... Оно — та самая, из-за которой...

— Ты хотел ее?

— Да... — почти твердым голосом отвечал человек.

Яобай похлопал его по предплечью и на ломаном человеческом языке обратился к девчонке:

— Яэ-то... хочь стать чельвек... Для а тебя... ты будь ихный... Яа-да?

Девчонка следила за ним остановившимися глазами, торопливо помотала головой — не поняла. Яобай досадливо машет рукой:

— Ти-ы... будь убить... зместа он, — ткнул пальцем в неподвижную фигуру у столба.

Антон выпрямился, словно его ужалило — зачем?

— Я буду наказан — зачем вам она?

Севший голос ломался на каждом слове — девчонка испуганно отодвигается от столба.

— Это не наказание. Твоя награда — ты пройдешь перед смертью испытание воя. Ты умрешь воем — х-ха!

Острый жест — мгновенно выметнувшись из темноты, голые сизые фигуры хватают ее за руки и пластают по земле.

— Ты будешь перед смертью воем!

Набежавшие торчки на миг закрывают ее потными спинами визжа, вои пинками раскидывают их, устанавливая очередь. Антон видит устремленный на него взгляд — полный недоумения...

...Она кричала — он не мог заткнуть уши; она билась под цепкими грязными пальцами — раз за разом, раз за разом, еще, еще, еще...

Ей указывали на привязанного к столбу — она послушно проклинала его, постоянно сбиваясь на упрашивание; голос прерывался смачными звуками ударов и утробным хеканьем...

...Ночная забава удалась на славу — торчки удалялись, сыто покачиваясь, оставив за собой изломанное бледное тело, обезображенное ссадинами и кровоподтеками. Вои не разрешали использовать ничего, кроме рук... Она еще живет, мертво глядя сквозь него...

"Ты получил, что хотел — ты стал воем... воем... воем..."

"Я стал воем," — механически повторяет про себя Антон.

Вот что, оказывается, главное — а вовсе не отрубленный член, символ плотской жажды. Пресыщенные зрелищем вои тащат безвольно бьющееся о кочки тело за тонкие руки — прямо на угли костра. Они хотят выжать все. Последний душераздирающий визг подхвачен сотней глоток. Апофеоз... Едкая гарь набивается в ноздри, в горло — впереди идет сочное чавканье тусклых лезвий улмаров. Вскоре остается только бесформенная груда мяса — костер шипит, залитый дурно пахнущей кровью. И куда страшнее всего этого — лицо Яобая, немо шевелящее губами, вдруг вынырнувшее из темноты... Вымазанный в темном и липком рот что-то беззвучно произносит... Проворно мелькающие руки — в них белеет кость. Какая белая... Вокруг костра корчатся сизые фигурки, похожие на абстрактных компьютерных человечков — две руки, две ноги, голова. Визжат... Как они визжат! Почему он здесь? Зачем... Уши закладывает от визга — звук сверлом входит в мозг, вращается там, раскаляясь, скребет — дальше никак, никак! никак!!!

Негатив костра тускнеет... Ночь.

* * *

"Это кто?" "Где?" "Там, на столбе". "А-а..."

Пауза. Шаги. Дыхание — близко. "Не похож". "Чего?" "Ничего... Отвязывай". Антон чувствует на щеках влагу. Соленая...

"Живой. Ишь ты, плачет... Давай, бери". Он плачет. Почему? Слова... Речь... Нормальная человеческая речь, а не зудящий язык "людей".

* * *

Становище обложено со всех сторон. Вездеходы и грузовики стоят плотно, колесо к колесу; меж ними настороженно посверкивает сталь карабинов и парализаторов. Машин около сотни. Время от времени подъезжают новые, с них спрыгивают загорелые бородатые люди в рабочих комбинезонах и не спеша занимают места в оцеплении. В селении тихо. Перед машинами валяется с десяток дохлых гурмов, над ними уже с гудением трудятся мухи. Между улагов не видать ни души. Становище затаилось, словно загнанный зверь...