Испытание

— Я не могу винить Наприкигора, как политика, — сказал я. — Но следует признать, что загадку происхождения флота он решил средствами воображения, а не подлинной философии. По сути, мы до сих пор не ведаем, что творим, хотя и притворяемся, что являемся хозяевами положения.

— Ты говоришь опасные вещи, словолюбивый Арихигон, — заметил Фарициан.

— Отрицание своего незнания ещё никому не помогало, многоуважаемый наблюдатель, — ответил я. — Ведь не прыгаем мы в воду с высоты там, где не знаем хотя бы примерной глубины.

— Недаром ты состоял в касте философов, — сказал мастер тихих убийств. — Но не забывай, что отныне ты выступаешь в совершенно ином качестве. Сомнение в правоте высшего начальства не является сильной чертой хорошего воина.

Стригон довольно ухмылялся. Наверное, ему казалось, что он выводит меня на чистую воду. Жалкий дурак, разве он не понимает, что не бывает никакой "чистой воды"?

— Я верен династии, которую зародил Наприкигор, и готов отдать жизнь за защиту её идеала, — соврал я. — Тем не менее, не зря существует каста философов, которую, между прочим, учредила королевская династия. Философы дают клятву, подобную той, что произносят воины, вступая в свою касту. Формально, до тех пор, пока я не выполню испытание, я остаюсь верен также и ей.

— И как же она звучит? — ядовито поинтересовался Стригон.

Я ответил, глядя ему в глаза:

— Боюсь, любопытный воин, тебе будет мало понятен еë звук, поскольку произносится она на языке чужих. Но если в нескольких словах изложить суть — мы клянëмся добывать истину, а не изобретать её.

Стригон отвёл взгляд в поисках поддержки, но остальные просто ждали, что он ответит. От очередного логического фиаско его спасла система оповещения корабля.

Парисицид ринулся в контрольную. Остальные удивлённо хлопали глазами.

— Что такое? — спросил я.

— Нетипичный сигнал, — сказал Бериатрикс. — Пойдёмте посмотрим, что он означает.

Проектор выдал сообщение на языке чужих.

— Что тут написано? — спросил Стригон.

— Технологическое присутствие, — прочитал я.

— Корабль засëк кого-то и перешёл в камуфляжный режим, — доложил Парисицид. — Предлагаю посмотреть глазами. Корабль! Лобовой обзор.

Иллюминатор стал прозрачным, и перед нами возникло неожиданное зрелище. Планета с ночной стороны сияла жëлтыми огнями, покрывающими её поверхность словно паутина светоносных рек. Тут и там было заметно слаженное движение.

Мы стояли, затаив дыхание, как вдруг челнок резко изменил курс. Только Стригон устоял на ногах; остальные, и я был в их числе, бранясь, повалились на пол.

Я сразу же вскочил на ноги и увидел, что от нас удаляется какой-то предмет — угловатый, похожий на насекомое из-за торчащих по бокам неподвижных синих крыльев.

— Храбрейший Парисицид, — сказал старший наблюдатель. — Будь любезен, проясни наше положение.

— Думаю, ты и сам всë понял, великоумный Бериатрикс, — ответил пилот, вложив в свои слова щепотку дружеской иронии. — Очевидно, что это был какой-то космический механизм.

— Что мы знаем об этом мире?

Парисицид погрузил руку в голограмму и вызвал нужную справку. Перед нами возникло изображение планеты с большим голубым океаном и крупными зелёными континентами. Описание и дополнительные справки — всё это было на языке чужих. Из всех присутствующих его знали только я и Бериатрикс.

— "Примитивный мир, богатый ископаемым топливом", — прочитал вслух первую строчку старший наблюдатель.

— Интересно, когда сделана запись, — сказал я.

— Какая разница? — спросил Стригон.

Этот его вопрос характеризовал наше общество в целом. Несмотря на то, что мы получили в своë распоряжение космические корабли, наша этика не менялась тысячелетиями. Наши предки были хищниками, и жили мы на планете, которая, по сравнению с той, что сейчас находится у нас под ногами, пожалуй сошла бы за бесплодную пустыню. У народа Париксеи не было веры в постепенные изменения, и внезапное обретение космической гегемонии ничего не изменило. Мы по-прежнему жили так, будто нам угрожает перенаселение и завоёвывали право на размножение в испытаниях.

Мысль о том, что какая-то раса может самостоятельно пройти путь от каменного топора до полёта в космос, мало кому приходила в голову, ведь у нас не было живых примеров подобного развития. До сих пор не было.

— Я хотел бы послушать мнение досточтимого Арихигона, ведь ему проходить испытание на этой земле, — сказал Бериатрикс, оторвавшись от созерцания ночных огней планеты.

Я был взволнован, но старался этого не показывать. Не уверен, что у меня это получалось. Вряд ли. Но, к своему удивлению, я обнаружил, что всё ещё могу мыслить трезво.

— Не сочтите мой вопрос проявлением трусости, но испытание остаётся в силе? — спросил я.

— А почему оно должно быть не в силе? — спросил Фарициан.

Меня начинал тревожить его тон.

— Налицо уникальный случай, — сказал я. — Видимо звёздные карты чужих устарели, и этот мир успел достаточно сильно развиться. Не обернëтся ли это угрозой захвата нашего корабля?

— И что ты предлагаешь? Вернуться ни с чем — это позор. Твой род будет прерван, а потом тебя казнят.