Испытание чувств

—  Да, я и сама уже до этого додумалась, —  ответила Мария. —  Я больше не напоминаю Тони, чтобы он искал квартиру для наших свиданий. Здесь он может видеться с Мартинью и постепенно привязываться к нему. Но дона Мариуза возражает! Она считает, что я, встречаясь здесь с Тони, компрометирую её как хозяйку пансиона.

Для Изабелы это не было новостью. Она не раз слышала, как её тетя возмущалась:

—  Что они себе позволяют? Устроили тут дом свиданий! Так они отобьют у меня всех клиентов. О пансионе пойдёт дурная слава, люди будут думать, что здесь какой-то притон, и не захотят сюда поселяться.

Обычно Мариуза высказывала это Дженаро, требуя от него кардинально изменить ситуацию.

—  Вы обязаны повлиять на своего сына, —  говорила она. —  Он должен найти другое место для свиданий. В таких ситуациях ответственность всегда берёт на себя мужчина!

—  А вам случалось бывать в подобных ситуациях? —  однажды подшутил над ней Дженаро.

Мариуза рассердилась:

—  Ваши глупые шутки тут неуместны. Я, к счастью, никогда не связывалась с женатыми мужчинами, и мои постояльцы тоже никогда себе этого не позволяли!

—  Да, вы счастливая женщина, —  согласился Дженаро. —  А вот Марии не повезло.

—  Марию понять можно: она заботится о своём ребёнке, хочет, чтобы мальчик виделся с отцом. И я не могу ей прямо сказать, чтобы она прекратила эти свидания или вообще съехала отсюда. Поэтому я говорю вам: вразумите вашего сына, подскажите ему какой-то выход, или пусть он сам что-нибудь придумает!

—  Если вы знаете такой выход, то я охотно воспользуюсь вашей подсказкой, —  лукаво усмехнулся Дженаро. —  Сам я ничего не могу придумать, и мой сын, насколько я понимаю, тоже оказался на это не способен.

—  Вам нужно быть с ним построже. Пусть он живёт с какой-нибудь одной женщиной. Мне всё равно, с кем, хоть с Марией, хоть с Камилией.

—  А если он любит их обеих? —  спросил Дженаро, вызвав ещё большее неудовольствие Мариузы.

—  И это говорите вы, пожилой человек? —  принялась укорять его Мариуза. —  По-вашему, это нормально —  изменять жене? Может, вы тоже всю жизнь изменяли своей Розинеле? Или тут уже сказывается дурное влияние того позорного заведения, в котором вы работаете?.. Того пристанища порока!..

—  Я никогда не изменял моей Розинеле. Я любил её! —  с достоинством ответил Дженаро. —  Жаль, что вы обо мне так дурно думаете.

Расстроенный незаслуженными упрёками Мариузы, он направился в свою комнату, но в коридоре ему встретился Маркус, они поговорили о том, о сём, и Дженаро сам не заметил, как стал изливать душу своему юному приятелю.

—  Дона Мариуза права, —  говорил он. —  Я тоже не могу понять, как можно любить двух женщин одновременно. Может, ты мне что-то объяснишь? У тебя большой опыт по этой части!

—  Да уж, —  вздохнул Маркус. —  Это тяжкий опыт. Вашему сыну не позавидуешь! Я хоть жениться не успел, а он, бедняга, вляпался!

—  Ты не уходи от ответа. Скажи мне прямо: это возможно —  любить двух женщин сразу? —  потребовал Дженаро.

Маркус задумался. А Дженаро, глядя на него, высказал удивление:

—  Неужели ты никогда сам не задавал себе этого вопроса? Я полагал, что ты с ходу мне ответишь!

—  Нет, я думал об этом... —  сказал Маркус.

—  Ну и что же? —  нетерпеливо спросил Дженаро.

—  А ничего! —  засмеялся Маркус и красноречиво развёл руками. —  Мне кажется, на этот вопрос не может быть однозначного ответа.

—  Как это? —  не понял Дженаро.

—  Это трудно объяснить... —  замялся Маркус. —  Люблю ли я Жустини? Не знаю. Она разжигает во мне страсть! А Эулалия заставляет обмирать моё сердце. Когда я первый раз её поцеловал —  у меня голова закружилась. Я даже испугался, что могу упасть в обморок.

Дженаро засмеялся:

—  Ну и горазд же ты врать! Что-то я не слышал о твоих обмороках в спальне Жустини!

—  Я вовсе не вру, —  обиделся Маркус. —  В том-то и загадка, что от Жустини я пьянею, но голова у меня при этом не кружится и сердце не обмирает. Наоборот, оно грохочет как барабан.

—  Да ты прямо поэт! —  восхитился Дженаро. —  Ты не пробовал писать стихи или любовные романы?

—  Опять смеетесь? А я действительно всё так чувствую! Когда я поцеловал Эулалию, то почувствовал, будто прикоснулся губами к свежему, только что распустившемуся цветку, наполненному медовым нектаром. У этой испанки медовые уста!

—  Ладно, насчёт твоей испанки я всё понял, так же, впрочем, как и насчёт твоей француженки —  слава богу, знаю, её не первый день. Ты лучше подскажи, что мне посоветовать сыну, —  попросил Дженаро, и Маркус на сей раз ответил без малейших раздумий:

—  Ничего не советуйте, не вмешивайтесь! Позвольте ему жить и с той, и с другой!

Эта подсказка Маркуса оказалась весьма своевременной: вскоре пришёл Тони, Мария от радости бросилась к нему с объятиями, и Дженаро, против обыкновения, не стал ворчать, высказывая своё недовольство, а наоборот, сам предложил сыну:

—  Иди, иди к своей Марии! Побудешь с ней наедине, а потом уже и со мной поговоришь.