— Сейчас пройдёт, голубка, — приговаривала она. — А возлюбленный твой настоящий мужчина, — похвалила Рита Марселло, — не то, что некоторые.
— Какие некоторые? — заинтересовалась Катэрина, которой была приятна похвала, адресованная брату.
Похвалами в адрес брата она не была избалована: Маурисиу, к её величайшему огорчению, по-прежнему относился к Марселло с неприязнью. Услышав как-то от мужа пренебрежительно брошенное по отношению к Марселло слово «неотёсанный», Катэрина так обиделась, что готова была даже уйти к родителям, подхватив малыша: она ведь тоже была «неотёсанной»... Но любые их ссоры всё равно заканчивались поцелуями.
— Я просто так сказала, — отозвалась Рита. — Но когда-нибудь мы с тобой на эту тему поговорим.
Беатриса не обратила на слова Риты ни малейшего внимания, зато их отметил про себя Маурисиу. Что хотела сказать ими старая негритянка? Кого она имела в виду? Но потом и он, занявшись проблемами сестры, позабыл и думать о таинственной фразе.
Брат и сестра долго обсуждали, как им повести себя, чтобы мать, в конце концов, согласилась на замужество Беатрисы или хотя бы помирилась с ней. Маурисиу, со свойственной ему живостью, предложил невероятный план:
— Мы должны, — сказал он, — заставить нашу матушку снять траур и выдать её замуж.
— Но тебе же не нравилось, когда за ней стал ухаживать сеньор Фарина, — возразила Беатриса, невольно посмеиваясь над своим ревнивым братцем.
— Ты видишь, что ради твоего счастья я готов переступить даже через собственную ревность, — отозвался Маурисиу.
Но говорил он не вполне искренне. Маурисиу и сам не понимал, что с ним делалось, однако при одной только мысли, что мать вновь выходит замуж, он готов был убить её. А может быть, не её, а соперника своего обожаемого отца. Отца, которого он чуть ли не обожествил, о котором думал с благоговением, из которого сотворил себе кумира и едва ли не молился на него.
— Не только ради моего счастья, но и ради своего собственного, — подхватила Беатриса. — Вы с Катэриной будете чувствовать себя гораздо счастливее, если мама наконец примет твою жену и твоего сына.
— Да, конечно, — согласился Маурисиу. А сам подумал, что они с Катэриной могли бы уехать, например, в Европу и пожить там какое-то время. Он успел убедиться, что Европа в отношении приезжих достаточно демократична. Если, конечно, они приезжают с деньгами.
Как бы там ни было, но вопрос наследства очень тревожил Маурисиу. И вполне возможно, именно из-за наследства он так не хотел, чтобы в жизни матери появился какой-то мужчина, В этом случае детям могло вообще ничего не достаться.
— А как ты думаешь, мать не может продать нашу фазенду кому-нибудь из этих типов, которые крутятся вокруг неё? Они могут воспользоваться её слабостью...
— Слабостью? Не понимаю, о какой слабости ты говоришь, — ответила Беатриса. — В эту фазенду столько вложено сил и её, и папы, что она никогда с ней не расстанется!
— Пожалуй, ты права, — успокоился Маурисиу.
— В эту фазенду вложены силы в основном рабов-негров, — подала голос Рита. — Это их руками освоена земля, выстроен дом.
— Я уверен, что они работали так хорошо, потому что отец по-доброму обращался с ними, — вновь заговорил Маурисиу. — В общем-то, я понимаю маму. Мне тоже кажется, что отец был святым человеком. Я даже представить себе не могу, чтобы он, например, переспал с негритянкой.
— А как же он тогда сделал Жулию? — вновь подала голос Рита.
Маурисиу осёкся и застыл с приоткрытым ртом: неужели Жулия, которую они с Беатрисой готовы были считать сестрой из великодушия, была их сестрой на самом деле?!
Рита утвердительно закивала: да, да, так оно и есть на самом деле.
— А иначе, почему вы росли вместе? — задала вполне естественный вопрос Рита.
Картинка за картинкой замелькали в голове Маурисиу. Сколько он себя помнил, рядом всегда была Жулия, они вместе играли, вместе учились, и в их классе кроме неё не было других мулаток.
— Отец признавал её своей дочерью, но официально не удочерил, так, что ли? — спросил он Риту.
Маурисиу был потрясён сделанным открытием. Пока он ещё не мог всего осознать, осмыслить, он только принял это к сведению. Его отец, его кумир тоже был грешен...
— Так, — кивнула Рита. — Это случилось до женитьбы на твоей матери. Моя дочка была удивительной красавицей.
Объяснение Риты смягчило удар: у кого в молодости не было грехов? Маурисиу не знал ни одного мужчины, жившего до свадьбы монахом. И тут же подумал, что не знает ни одной вдовы, которая после смерти мужа прожила бы монашкой. Эта мысль была для него куда более тягостной и неприятной.
— Только ни в коем случае не говори матери про Жулию! — испугалась Рита. — Она её со свету сживёт!
— Конечно, не буду, — спохватился Маурисиу. — Я же знаю мамочкин «ласковый» нрав.
На этом разговор и закончился, никого не успокоив, не принеся никаких решений, а только новые тревоги и беспокойства.
Когда совсем уже вечером Жулия вернулась из господского дома, Маурисиу открыл ей свои объятия и назвал сестрой, хотя ему нелегко было это сделать.