Испытание киллера

С другой стороны, я не волен переделать свою натуру, изнасиловать ее и заставить адаптироваться к окружающему нас бандитскому произволу. Нас в этой жизни не очень много таких, побывавших в мирное время на войне, научившихся убивать всевозможными способами и почувствовавших себя личностью в полном смысле этого слова — личностью, до которой никто не имеет права дотронуться грязными руками. Основная масса терпит. Человек такая скотина, что привыкает ко всему — за исключением, пожалуй, явно агрессивной среды. К серной кислоте, полагаю, даже самому терпимому было бы трудновато адаптироваться. А вот адаптироваться к бандитскому произволу — запросто. Обычные людишки — скотинка, привыкают, что их бьют, обирают, оскорбляют и насилуют их женщин. Бандиты привыкают, что людишки безропотно сносят любое попрание своих прав, и в результате у обеих сторон вырабатывается форма взаимососуществования, исключающая конфликт: одни жиреют и борзеют не по дням, а по часам, другие подобострастно хихикают в ответ на оплеухи и ласково щебечут что-то невразумительное — дескать, временное явление это, господа, веяние времени, не более, а в свой срок все утрясется, после чего наступит всеобщее благоденствие.

Я бы, например, тоже мог так. Остался бы тогда сидеть на месте, когда «быки» Оксану насиловать волокли, — и ничего бы не случилось. На вокзале, когда Стаса встречал, дал бы себя отоварить — потом разобрались бы, глядишь, те пацаны еще бы прощения прибежали просить, пожалуйся я Феликсу. Бросил бы Оксану на произвол судьбы при разборке с мамедами — не было бы сейчас головной боли, связанной с этим вопросом… В общем, терпел бы — не было бы сейчас никаких забот. Увы мне, увы — не могу я так. Я много раз смотрел в лицо смерти и утратил реальное ощущение стоимости человеческой жизни. Поэтому за обиду, нанесенную мне или моим близким, могу тут же перегрызть горло. А терпеть я не могу — отсюда частые конфликты с братвой, привыкшей к безусловному повиновению среднестатистической массы.