Испытание льдом

5 октября. Мы провели здесь тяжелую холодную ночь, но, к счастью, не обморозились. Утром, поскольку одни из трех саней поломались, пришлось оставить здесь часть запасов и взять с собой только продовольствие, палатки и постели. Мы погрузили все это на двое саней… Теперь каждые сани пришлось тащить большему числу людей, чем вчера. За этот день мы прошли целых семь миль, несмотря на сильный, холодный ветер и непрерывный снегопад. Нам удалось перевезти Тейлора, возвратившись за ним с пустыми санями. Мы и без того были перегружены, а путь наш изобиловал препятствиями. Перевозка Тейлора требовала дополнительных усилий, но для тех, кто роптал на судьбу, было утешением, что они все же находятся в лучшем положении, чем этот бедняга.

На следующий день нам пришлось встретиться с новой трудностью: нагромождения высоких торосов простирались до самых обрывов, и нам часто приходилось бросать сносную дорогу, чтобы по возможности их обойти. Но работа согревала нас, и к полудню, когда оставалось всего 18 миль до берега Фьюри, люди ощутили новый прилив мужества. Пройдя 11 миль, мы разбили палатки в виду нашего зимнего жилища и к тому же по пути убили несколько песцов.

7 октября. Утром в понедельник нам пришлось еще несколько часов провести в трудах, и они завершились тем, что мы наконец добрались до Сомерсет-Хауза. Мы снова были дома.

В нашем доме, оказывается, расположился песец, который при виде нас немедленно сбежал. Все было в том же состоянии, как при нашем отъезде. Голод измучил нас не меньше чем мороз, ибо после завтрака у нас не было ни куска во рту. Поэтому людей хорошо накормили. Двое из нас обморозились, а у меня был глубокий порез на ноге.

13 октября. С 10 числа не прекращается шторм необычной силы. К полудню он, казалось, ослабел, а затем стал еще свирепее. Брезентовая крыша не выдерживала его напора, и наши постели покрылись снегом, и все замерзло. Мы с трудом обогревались, теснясь вокруг печки. Но тут нам повезло: в капканы попались три песца, и мы горячо поздравили друг друга с такой удачей.

27 октября. Дом обнесли снежным валом толщиной 4 фута, а под крышей установили стойки с тросами, чтобы ее засыпало снегом. Непрекращавшийся шторм не позволил нам работать три последующих дня. Конец недели был теплее, и нам удалось продолжить наши дела.

28 октября. Люди получили последний обед по полной норме. Теперь нам пришлось сократить паек. Жареный песец — очень хорошее блюдо, так по крайней мере нам тогда казалось. Впрочем, теперь, возвратившись к английской говядине и баранине, я начинаю сомневаться, не переоценил ли достоинства песцового мяса.

По новым нормам людям теперь давали поочередно то гороховый суп, то суп из моркови и турнепса, обнаруженных в запасах с «Фьюри». Выдачу хлеба урезали, заменив недостающее количество клецками. Но питание людей все же было достаточным, ибо их самочувствие стало гораздо лучше, чем когда мы сюда возвратились.

В ноябре, оказавшемся очень суровым, люди, у которых не было теплой одежды, редко могли работать на открытом воздухе. Но нам наконец удалось сделать наш дом довольно удобным. Температура в помещении держалась около 45° F, и только у стен она была ниже точки замерзания, как и в наших клетушках. У каждого была своя койка, покрытая брезентом и матом, а также одеяло. Чтобы было теплее, собирались еще сшить маты и накрываться ими.

Средняя температура в декабре была на градус ниже любого предыдущего показания, и в жилище очень сильно ощущался мороз, но, навалив массу снега и льда снаружи и настелив в доме дощатый пол, мы сделали его более комфортабельным. Полдюжины добытых песцов казались нам великолепным яством. Их подавали по воскресеньям и на рождество. То было первое рождество, когда мы не попробовали ни спирта, ни вина, так как их запасы были израсходованы. Единственным больным среди нас был теперь плотник Томас. Это доставляло мне немалое огорчение. Мне было не только жаль самого больного. Его болезнь угрожала интересам всей команды и ставила под сомнение достижение медицины. Цинга, от которой Томас долго страдал, не поддавалась лечению нашим основным лекарствам — лимонным соком, который, казалось, утерял свои противоцинготные свойства.

1833 год. 10–16 февраля. Поскольку плотник был в безнадежном состоянии, в это воскресенье была прочитана приличествующая случаю проповедь. В следующую субботу он скончался. Термометр показывал —45° F, и грунт был таким твердым, что нам лишь с большим трудом удалось вырыть могилу.

Меня немало беспокоило и собственное состояние. Разболелись старые раны, что предвещало цингу. Теперь и у меня появились некоторые основания опасаться, что я тоже в конечном счете не выдержу все испытываемые трудности.