Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Ибо незваные мои визитеры отнюдь не отказались от своих визитов с тех пор, как господин, назвавшийся Андауэром, исчез из моего поля зрения. Через несколько дней после той как бы случайной встречи в обувном магазине на Леопольдштрассе я, открыв холодильник, обнаружила вдруг на правой стенке морозильной камеры, которая к тому же вдруг совсем оттаяла, по обе стороны кабеля два отверстия, в которые легко проходил указательный палец. Еще через несколько дней я вдруг обнаружила на диске своего проигрывателя блестящую серебристую фольгу. А еще через несколько дней я обнаружила, что у выреза и на кончиках пояса моего летнего черного платья кусочки ткани заменены кусочками из явно другой черной ткани — факт, который я сочла в высшей степени тревожным, почти что жутким. Неожиданно мне вспомнилось, что на светло-голубом шерстяном ковре в кабинете незадолго до того, как обнаружить замененные кусочки у выреза и на кончиках пояса, я нашла обрывки черных ниток.

Я терялась в догадках: быть может, они намереваются подложить где-нибудь нити из обрезков, чтобы потом доказывать, будто я там действительно находилась. А быть может, обрезки нужны им для натаскивания ищейки. С тех пор как я надевала его в последний раз, платье, кстати, не было в химчистке. И хотя я сама не могла бы сказать, зачем это делаю, я сразу же отнесла его в чистку. А уже потом продемонстрировала друзьям, которые тоже не могли ничего понять и только разводили руками.

Даже адвокат, к которому я обратилась по данному делу, не сумел найти разумного объяснения. Он посоветовал просто выбросить платье. Я, однако, опасалась, что в определенных обстоятельствах и это можно расценить как признание вины, которая, вообще-то, до сих пор была мне неведома, вот почему до поры до времени я снова повесила платье в шкаф.

Что обрезки ткани требуются порой для выявления специфических характеристик человеческой кожи, разъяснил мне не так давно знакомый химик. Ткань на вырезе, сказал он, постоянно находится в тесном соприкосновении с кожей, кончики же пояса часто берут в руки при завязывании. Зная специфические характеристики кожи того или иного индивида, добавил он, можно установить, какая одежда, какие предметы, маски, даже оружие находились в соприкосновении с его кожей, а какие нет.

Тогда, как я уже говорила, платье было снова повешено в шкаф, и не только потому, что я боялась его выбросить, ибо это можно было бы расценить как признание неведомой мне вины. Мне пришло тогда в голову, что незваные визитеры, если им уж очень приспичит, в любой момент могут обзавестись новыми кусочками ткани. В конце концов, в двух моих шкафах одежды висит достаточно. А в том, что квартира моя, несмотря на новый секретный замок, который мне как раз тогда установили, по-прежнему будет доступна для незваных визитеров, я была уверена еще до того, как вошла в магазин, где с недавних пор был создан отдел по установке домашних замков.

Новый секретный замок на дверях своей квартиры я установила лишь затем, чтоб исключить возможность появления в ней прежних обитателей — при этом, естественно, я в первую очередь имела в виду террориста П. и террористку X., — ведь, воспользовавшись дубликатами старых ключей, они в случае чего могли легко проникнуть в квартиру и даже при необходимости что-нибудь там спрятать, а это уже позволило бы предположить столь тесные мои контакты с террористским миром, о каких и не мечтал иной незваный визитер.

Ведь наверняка тот, кто затратил столько усилий на квартирные обыски, на слежку за неким лицом, мечтает в глубине души изобличить своего подопечного. Я, во всяком случае, легко могу представить себе, какое поистине неземное умиротворение снисходит на незваного визитера, когда после всех его нечеловеческих усилий — после многочасового, а то и многодневного ожидания, когда же наконец подозреваемый уйдет на время из дому, после неоднократных, бесплодных обысков на квартире, регулярно повторяющихся в течение более чем девяти месяцев, порой прерываемых неурочным возвращением хозяина и продолжаемых лишь на другой день, а то и через два, через три дня, — когда после всех его нечеловеческих усилий он натыкается наконец на что-то, оправдывающее с лихвой и подозрения, и слежку, и обыски, на что-то, требующее незамедлительного ареста подозреваемого, а в итоге, если принять точку зрения агента, с успехом завершающее долгую и утомительную операцию, в которой участвовали многие почтенные государственные служащие обоего пола.