Испытание на прочность. Сборник рассказов

Боже ты мой, сколько раз она проходила мимо калек у магазинов, не глядя, кидала мелочь в протянутые ладони старух… Когда, какое колесо прокатилось по этим людям с несостоявшейся судьбой, природой или ближними они были обижены, подавлены – она, Лариса Глазычева, сроду не задумывалась. Она отвечала за свои отчеты, за маму в Петербурге, за выращенный из семечка лимон и синичек за окном. Ни она, ни кто другой не отвечал за Сеню Аникеева. А ведь хотя бы немножко помочь ему – пусть с некоторыми хлопотами, усилиями – можно, были бы живы в душе сострадание и человечность.

Дверь отворилась, и вошел Сеня. Рукава свитера ему все-таки были коротковаты, как он ни старался их натянуть. Лариса улыбнулась:

– Сеня, ты хотя бы руки помыл, там ведь на раковинах есть мыло!

– Да я все равно весь грязный, – удивился Сеня, – меня сейчас отмачивать надо, так не отмыть!

Он подошел к зеркалу за шкафом и надел шапочку, с тем же шиком, с каким носят их студенты.

– Ну как, хорошо? – сияя грязной мордашкой, совсем по-детски спросил он.

Странное они собой представляли зрелище на улице. Лариса в каракулевой расклешенной шубке, шляпе, в замшевых сапогах, и Сеня – в мятом, потерявшем первоначальный цвет пальто, с каким-то опрокинутым лицом. Лариса видела, что на них оглядываются, слушала и не слышала Сенину болтовню. Головная боль то ли от вчерашней переработки, то ли от сегодняшней бестолковщины, не проходила даже на улице.

И вдруг она увидела Анатолия. Совсем близко, прямо перед собой. Он смотрел на нее с нескрываемым изумлением, на нее и на ее веселенькую шапочку с орнаментом, напяленную на какого-то бомжа.

– Лариса Игнатьевна, здравствуйте! – дурашливо протянул он, раскинув руки. – А я смотрю и не узнаю вас, где это вы такого чудного кавалера отыскали?

– Здравствуйте, – холодно ответила Лариса и прошла мимо с перехваченным от обиды горлом. Никогда она не сможет ему объяснить, что с ней произошло сегодня, почему так болит и ноет все внутри, почему она сама ведет этого Сеню на вокзал, почему она чувствует себя виноватой перед заискивающим и счастливым от ее внимания и участия человеком без лица.

Ни Рае, ни Анатолию она не сможет объяснить свое теперешнее состояние. Неужели он настолько душевно слеп, что не увидел и не понял с одного взгляда то, что смогли понять женщины в столовой, накормившие Сеню бесплатно, что понимают шоферы автобуса, подвозившие его, что тронуло, наконец, Валентину и ее, Ларису…

Сеня виновато приутих и спросил:

– Может, я пойду немного впереди?

– А как же я с тобой буду разговаривать, если ты пройдешь вперед? – улыбнулась ему Лариса. – Ничего, Сеня, рассказывай, я слушаю тебя. Так как же на плотников учат?

На вокзале Сеня очень проворно сунулся в кассу вперед Ларисы, протянув туда "охранную грамоту". Лариса оцепенела. Ей как-то не приходило в голову, что письмо будут читать при ней. Но кассирша, шевеля губами, очень серьезно дочитала до конца и сказала:

– Можно льготный билет, за пятьдесят процентов. До куда надо?

Проводница тоже выслушала Ларису со вниманием, пообещала проследить, чтобы вышел, где надо, оделся и не забыл вещи. Сеня тем временем устраивался: он погладил столик, посмотрелся в зеркало, заглянул под сиденье. Видно было, что он совершенно счастлив, и в ближайшие часы даже не вспомнит о своем бедственном положении, о том, что у него пока нет пристанища, а вся провизия уместилась в пакете. Из несчастного и обиженного лицо его стало вполне беспечным, он, кажется, только и ждал, когда Лариса уйдет!

Она же теперь не могла не думать о тех людях, от доброты или черствости которых он так всецело зависел.

– Сеня, – сказала она ему, – если ты бродяжничаешь не по нужде, а по глупости, если есть у тебя где-то родные или хотя бы терпимое пристанище, послушай, дружок, вернись туда. Либо постарайся пристроиться в Тагиле. Понимаешь, в твоем состоянии опасно бродить ничейным, пропадешь ни за грош.

– Не-е-е, я сейчас же, как приеду, пойду к Галине Гавриловне, она мне поможет, она из наших мест, очень добрая!

– Ладно… Да почему ты шапочку не снимаешь?

– Еще потеряю… Да и так красивше, правда?

Медленно шла Лариса назад, все чудился ей в прохладном предвесеннем воздухе тошнотворный запах грязного тряпья. Брезгливость, жалость и еще какое-то незнакомое ранее чувство несочетаемо мучили душу. Хотелось заплакать.

С противоположной стороны улицы ей призывно замахала руками Рая, далеко приметная в своей белой дубленочке, подлетала с вопросом:

– Ну что, куда вы это чучело дели?

– Купила билет, посадила на поезд.

– Ой, надо было сразу с утра по рваному собрать и выпроводить его! Целый день маялись, такую вонь терпели! И чего он вам дался, страсть такая!

На Раю было смотреть еще горше, чем на Сеню.

7. Дело житейское

В размягченном состоянии папаня говорил дочке: «Помни, дурочка, покорное теляти две мати сосет! Умей приладиться и к людям, и к обстоятельствам, тогда и будет тебе счастье!».