Испытание на верность

Оказавшись рядом с полковым комиссаром, он полуобернулся, подал команду:

— Р-рота, смирно! P-равнение направо!

И рота, может не блестяще, но исполнила эту его команду и прошагала мимо комиссара, прижав руки по швам и повернув голову в сторону начальника. Тому ничего не оставалось, как тоже стать по стойке «смирно», пока мимо шла эта небольшая группа бойцов во главе с таким подтянутым командиром. И Дмитрий Иванович — это был он, комиссар дивизии, — подумал, что, несмотря на вынужденный отход, боевой дух бойцов не сломлен, что пройдет какое-то время — и дивизия снова будет боеспособна, наберется сил, потому что костяк остается крепким. Вот выйдет дивизия из боя, может, дадут ей передышку, пополнят, и тогда придется снова развертывать подразделения, пересматривать оставшийся командный состав, думать, кого и на какое место поставить взамен выбывши. А выбыло много — и командиров рот, и комбатов, и кое-кого повыше рангом. Этот же старший лейтенант ему понравился тем, что не опускает носа и держит своих бойцов в руках. На людей у него была цепкая память, и он надеялся при случае его вспомнить. Он не стал спрашивать фамилии, потому что знал — мимо проходит полк Исакова, и при нынешнем его составе найти старшего лейтенанта будет нетрудно. В это время опять откуда-то издали прорвалась к переправе пулеметная очередь, и пули жадно зацивкали над речной поверхностью: фью-фью-фью!

— Быстрей! — махнул рукой комиссар, и Туров скомандовал своим: «Бегом!»

Вереница людей, шагавшая по мосту, припустила бегом.

Дощатый настил покачивался, подрагивал, гулко вторил дробному стуку каблуков, и гул этот раскатывался над свинцово-серой Волгой. А на правом усиливалась, кипела, захлебывалась пулеметная и автоматная пальба, над темным лесом взлетали в хмурое небо ракеты — красные и белые: знать, гитлеровцы нацеливали огонь артиллерии и минометов.

Вот и конец моста. На каждом понтоне дежурили саперы, они беспокойно поглядывали на правый берег, их тревожила эта близкая стрельба.

Четвертая выскочила на береговой обрез. Перед глазами встали грязно-бурое облупленное здание хвастовского монастыря, небольшой прилегающий к нему парк, черные шапки галочьих гнезд на деревьях.

Крутов оглянулся: с противоположного берега сюда на левый шел полковой комиссар. Узким прерывистым ручейком но мосту текли через Волгу люди. С правого берега спускались какие-то запоздавшие артиллерийские упряжки и машины. Может, их и ждут, чтобы, как только они пройдут, взорвать мост? Крутову хотелось посмотреть, как это произойдет, он чувствовал, что этот момент недалеко.

Стрельба усилилась, теперь пули высвистывали свою смертельную ноту и на левом берегу. Стоять тут уже было опасно. Знать, гитлеровцы прорвались к Волге где-то возле Ново-Путилово и теперь обстреливали из пулеметов мост, чтобы как-то помешать переправе.

Рота уходила куда-то вправо от Хвастово, пора было с ней расставаться.

— Товарищ командир, — обратился Крутов к Турову, — разрешите мне идти в штаб?

— Иди, Крутов. Говорят, штаб должен быть в Гильнево, это километрах в трех-четырех. Туда и иди. Желаю тебе удачи.

— Спасибо! — И в порыве охватившей его признательности к этому суровому, но такому справедливому и доброму человеку воскликнул: — Товарищ командир! Я никогда-никогда не забуду, как много вы для меня сделали!..

Крутов покраснел, ему было неловко, что он не смог совладать с волной прихлынувших чувств — обожания, уважения, что не в силах был промолчать и унести с собой невысказанными эти слова.

Но и промолчать нельзя. Время такое, что не знаешь, как распорядится тобой война, — оставит тебя в живых или уложит под кустом навсегда, и человек никогда не узнает, что семена, посеянные им в душе рядового Крутова, проросли, дали всходы. Да и зачем молчать? Если критикуем не стесняясь, так почему добрые слова те, что окрыляют, приберегать до какой-то особой минуты, будто они испортят того, кто делает большое и нужное дело? Нет, Крутов готов был, если необходимо, повторить свои слова.

— Хорошо, Крутов. Я рад, если помог тебе в трудную минуту хотя, откровенно, и не знаю определенно, в чем это выразилось. Но раз ты говоришь, пусть так и будет. Я делал не больше того, чем велел долг. Старайся и ты исполнять его всегда и везде, как подобает советскому человеку, комсомольцу. Плати добром не тому, кто тебе когда-то помог, а другим, тем, кто в этом нуждается. Добро, как шапка по кругу, идет от одного к другому, а не возвращается назад. Оно должно нарастать, в этом закон человечности, без этого мы не могли бы существовать. Старайся и ты быть всегда справедливым.

— Спасибо. Я постараюсь!

— И главное — не забывай своих товарищей, свою четвертую. Пусть пройдет война, много-много лет, а ты все равно не забывай.

Туров, приотставший за разговором от роты, пожал Крутову руку и пошел. Шагов через полсотни оглянулся, увидел, что Крутов смотрит ему вслед, и поднял руку: прощай! Счастливо! До встречи!