Испытание огнем

А вот с воровством тыловой братии разбирался я. Не лично, конечно. Интендант полка случайно застрелился из табельного оружия, когда пытался его чистить, многие старшины и интенданты стали очень невнимательны и часто падали или натыкались на деревья. Через неделю бойцы полка с удивлением обнаружили, что и тыловая норма питания вполне питательна. Оказалось, что и баньку с санобработкой белья можно организовать, туалеты вдруг нужны оказались, пришлось сапёрам копать. Ремонт обуви, обмундирования и оружия организовался в полковых мастерских, и ротные как с цепи сорвались, стали требовать соответствия формы и уставу. И даже концерт был организован – приехал ансамбль артистов столичных, на поставленных борт к борту грузовиках пели, плясали, читали стихи.

Это надо было видеть: у людей ожили глаза, в них засветилась жизнь, а не «тоннель смерти». А самый большой мой успех – все связывали эти изменения с именем комполка. А я так – хожу тут мимо. Чего и добивался.

Кстати, хожу. Бегать надо! Проведём ротные учения с боевыми стрельбами, направленные на укрепление сплочённости роты. Так и написал в планах боевой учёбы. И провёл. С марш-броском на десять километров (в одну сторону), тренировкой по штурму укреплённой высоты, стрельбами, метанием гранат и бегом в обратном направлении. На следующий день опять. В этот раз, правда, учились штурмовать населённый пункт и метать гранаты в оконные проёмы. Как же ругались жители посёлка, когда мы их напугали, а потом чуть не разобрали по брёвнышку пустующий дом!

В этот раз под моим руководством оказались уже воевавшие ребята. Им не надо было разжёвывать азбучные истины. Показал пару новинок – подумали, прониклись, повторили. Это обнадёжило. Ещё бы стойкость в бою, как у чекистов! А вот тут посмотрим. Явного малодушия пока не заметно.

С каждым днём становилось теплее. Валенки были сданы Брасеню, полушубок следом. Хватало овчинной безрукавки и ватника. На ногах – берцы, сшитые точно на меня, и прямые штаны с накладками на коленях и заднице и накладными карманами. В ремонтной мастерской мне заварили и поправили броник, залатали брезентовый кожух, сшили разгрузку. А потом проклинали меня – все волокли брезент и ремни, требуя сшить «ременно-плечевую разгрузочную перевязь». Брасень, хитрец, собрал всё тёплое обмундирование, взял расписку со Степанова и отправил всё это объёмное, но до осени не нужное имущество в Моршанский учебный полк. Там Степанов-старший приглядывает. Авторитет бывшего вора сразу возрос в глазах комполка.

Под занавес полк получил роту трофейных французских грузовиков, перекрашенных в наше хаки, батарею из шести зенитных пулемётов ДШК, смонтированных в кузовах газовских полуторок, и полевые кухни.

Вместе со всем этим богатством пришёл приказ о выдвижении. Погрузились на станции, поехали на запад навстречу войне, хотя даже мне было понятно, что полк получился не гвардейский, а дистрофичный. Потом в штабном вагоне увидел штат формирования – у нас и половины полка не было. А едем наступать в состав ударной группировки! Но это головная боль Степанова, а не моя.

Гвардейский махровый гарем (1942 г.) Плетём сеть связей

Мне комполка поручил наладить отношения с капитаном Елистратовым Василием Петровичем, замкомом и начальником разведки и двумя взводными – разведчиками. Пока едешь, делать нечего. Отоспались, пора и в гости. Брасень собрал нам в сидор – не с пустыми же руками идти. И вот мы, я и Кот, ввалились в вагон разведчиков. Елистратов был уже там – мы с ним в штабе договорились.

– Ну, что, лихое племя, получен приказ наладить взаимодействие, – сказал я, ставя на перевёрнутый ящик, накрытый газетой, две бутылки и закуску.

Разведчики сначала отнеслись к нам настороженно – люди мы новые, непонятные, особистами и НКВД от нас несло за километр, одевались странно, командовали сверхштатным подразделением, близки к комполка, да ещё и явное отношение имели к частым травмам хозяйственной части полка. Как таких мутных встречать?

Выпили, закусили, я рассказал о себе, не утаив и штрафного прошлого, они рассказали о своём боевом пути, отступлениях, окружениях, безнадёжных и отчаянных атаках.

– Думается мне, что Степанов будет использовать вас только по прямому назначению – как разведчиков. Глаза и уши. Но требовать будет! Он как бульдог: вцепится – зубы ломом не разожмёшь. Лучше сделать, что требует, не отстанет. А «пожарником» он меня сделал. И мою роту. Мной и будет дырки затыкать.

– О каком роде взаимодействии идёт речь? – спросил Елистратов. Он больше помалкивал, пил, но не пьянел.

– Боевое охранение на марше и рейды. Обходные, обманные, засады.

Разведчики переглянулись.

– Даже в этом случае ударная сила моя, вы так же, глаза и уши. Предупреждаю сразу, Степанов будет требовать максимальной информации от противника. Думается мне, что на вас, товарищ капитан, он повесит и контрразведочные функции.

– Это задача особистов.