Испытание огнем

До сотни немцев ломаной цепью спускались от Больших Бугров. Без танков и БТР. Как-то непривычно.

– К бою! Занять позиции! Сейчас обстрел начнётся! Взводных ко мне!

Когда прибежали взводные, поставил задачу:

– Подпускаем в упор, сидим тише мышей. Если кто не сдержится, пристрелю. Стрелять только после станкача. После сигнала огонь должен быть ошеломляющим. Долбим из всех стволов и тут же идём в контратаку. Если повезёт, на шее немца в село заскочим. Задача ясна? Тогда по местам!

Взводные убежали. Вокруг фонтанчиками взлетал снег – рота окапывалась.

– Зарывайся глубже, пехота!

С противным свистом прилетела первая мина. Я нырнул в дзот, где уже прятались мои снайперы и неразлучная троица телохранителей – Кот, Ваня и Прохор. Рвануло. И тут же замолотило со всех сторон, аж земля под ногами закачалась. Сел на полураздетый труп немца.

– А где пулемёт? – спросил я.

– Первый взвод забрал, – с сожалением на лице проорал Ваня. Видно, сам хотел взять, но не успел. Да, у нас в роте, как в большой семье, хлебалом не щёлкай.

Огляделся. Вот же немцы народ основательный! Дзот выглядел номером люкс – печка, сейчас опрокинутая, лавки, разнесённые гранатой в щепу, стены и потолок фанерой обшиты, потому за шиворот от взрывов и не сыпет, как в наших землянках. А что нам мешает так жить?

– Ваня, передашь Брасеню мой приказ: чтобы всю эту фанеру ободрал и в обоз оприходовал.

– Есть, командир!

Наша же собственная лень и мешает. Когда появляется выбор, попотеть ради комфорта или так потерпеть, выбор пропадает. Исключительно терпеливый наш народ.

Обстрел слабел, ещё пару раз рванули запоздалые снаряды и разнеслось:

– Идут!

Я выбежал в траншею, заорал:

– Доложить о потерях! Раненых в тыл!

И только потом посмотрел на цепь немцев. Какие-то они робкие, несмелые. Где тот рывок, где то мельтешение, какое я видел прошедшей осенью? Или им без танков непривычно?

– Что, немец, зябко тебе без танков? Давай смелее! Мы обогреем, приголубим! – заорал я. Не немцам, своим. Над страхом надо посмеяться – страх и уйдёт.

– Два с половиной, – пробормотал я. Работая на железной дороге, в пути привыкаешь мерить расстояние пикетами. От одного пикетного столбика до другого как раз сто метров. Так я и определял дистанцию. Мысленно представлял железнодорожное полотно от себя до цели и считал виртуальные столбики.

– Изготовиться к бою!

Кругом защёлкали затворы. Я сменил магазин на «крещёный». Головки пуль в этом магазине я надсекал ножом. Рассчитывал, что при попадании пуля раскроется, что должно сильно повысить убойное действие. Получится или нет, сегодня и узнаю.

– Огонь! – заорал я и стал вылавливать на мушку заметавшихся немцев.

Шквальный кинжальный огонь получился ошеломляющим. Много немцев попадали мёртвыми или ранеными, часть залегли, но многие, наоборот, рванули на нас. Навстречу им полетели не только пули, но и гранаты.

– Атас! Атас! – прокатилось по нашей цепи, а потом серия взрывов – по фрицевской.

Противник дрогнул, замялся, заметался под нещадными очередями пулемётов и автоматов.

– Примкнуть штыки! – проорал я, опорожнил магазин, сменил на полный, снял прицел, нацепил штык.

– Рота! В атаку! Ура! – и первым выбежал из траншеи. Не оборачиваясь, побежал со всей скоростью, которую смог развить, с СВТ наперевес. Нужна скорость, пока они не очухались.

– А-а-а! – накатывало на меня сзади, подгоняя.

Я бежал на группу немцев. Ближайший, побледнев, поднимал свой МП. Я выстрелил от пояса, не целясь. С пяти шагов-то? Попал прямо в центр фигуры. Немец рухнул на собственные ноги мешком. Два раза выстрелил в следующего. Одна пуля ему попала в лицо, он опрокинулся, как от удара битой. С разбега пронзил штыком ещё одного, поддел его плечом, сталкивая со своего пути, обо что-то запнулся, полетел, сгруппировался, перекатился через плечо, вскочил на ноги, готовый бить и отражать удары, но… Немцы кончились.

Передо мной лишь улепётывали несколько спин. Я рванул следом, вопя во всю глотку какое-то бесконечное:

– А-а-а-а!

Позади нарастал грохот. Я обернулся. Сотня моих бойцов с перекошенными криком и яростью рукопашной лицами бежали следом. А рвалось в роще – немец обрабатывал наш тыл, отрезая нас, подгоняя. Он гнал нас на себя, я и поддал.

Не знаю, какой сейчас олимпийский рекорд по бегу на километр, но я его, наверное, перекрыл.

До траншей гансов оставалось метров сто пятьдесят – двести, когда я заметил там суету, потом в нас ударили пулемёты. Пули секли бегущих передо мной фашистов. Они что, совсем охренели, по своим долбить? Странные сегодня немцы, очень странные.

Когда огненные щупальца пулемёта стали стегать вокруг меня, я рухнул за снежный выступ, несколько секунд восстанавливал дыхание, подгоняя себя:

– Нельзя ждать, темп, темп! Опомнятся – кирдык нам всем!