Испытание огнем. Сгоравшие заживо

Наконечный взял распоряжение в руки, еще раз прочитал. Молча вернул его обратно и стал вновь изучать по карте линию фронта. А потом, ни к кому не обращаясь, заговорил:

— Помнится мне, как-то был я в краеведческом музее. Была там карта Киевской Руси разных времен, и территория ее была раскрашена разноцветными границами — каждому князю своя окраска его владений. Стою, смотрю. Слышу, подошел ко мне кто-то. Оглянулся — молодая женщина стоит. Оказалось, сотрудница музея. Спросила, что заинтересовало меня на этой карте. «Заинтересовал меня один вопрос, — отвечаю ей. — Как это Киевская Русь, а может быть, и не Русь, а славяне, живущие по Днепру, Ирпени и Припяти, на протяжении такого длительного периода отстаивали свои земли? Вроде бы они со всех сторон открыты, конечно, за исключением Белоруссии».

Она мне объясняет, что совсем это не так. Если посмотреть внимательно, то киевские холмы находятся как бы в центре ряда возвышенностей. А Днепр, с его высоким правым берегом, прикрывает этот огромный район с востока. Есть, дескать, мнение, подтверждаемое археологическими данными, что в сочетании с реками и возвышенностями на границах этого славянского района были построены в IV—V веках нашей эры огромные пограничные укреплении. А на их базе были созданы военные поселения, которые и прикрывали племена от неожиданных набегов. При осложнениях на границах княжеств эти пограничные поселения принимали на себя первый удар. А потом уже им помогали и остальные. И знаешь, так деликатно пальчиком показывает район предполагаемых укреплений. И вот теперь я смотрю на нашу военную карту, на линию фронта и думаю: а знают ли наши военные те ключевые позиции, которые помогали в древности сохранять эти территории от разграбления пришельцами? Ведь на самом деле здесь целая система малых рек и возвышенностей. Правда, средства войны, люди и время другие. Но солдаты и танки все равно идут не по воздуху, а по земле.

И приказным тоном:

— По плану пятая эскадрилья сегодня идет первой. Поведу ее я. Будем пробовать новую тактику. У Русанова шесть самолетов, мой седьмой и два рядовых экипажа нужно взять из первой эскадрильи, которая сегодня на вылет запланирована последней. Данные о противнике свежие. На вылет первая группа пойдет без доразведки. Ночью немцы не воюют, поэтому в обстановке изменений не будет.

Начальник штаба ушел, и Наконечный остался один. В эти сорок предрассветных минут ему нужно было принять одно конкретное решение. Решение, которое, может быть, во многом определит успехи или потери полка сегодня и в ближайшем будущем. Надо было сформулировать принципы новых тактических приемов, которые бы позволили командирам принимать решения в воздухе в зависимости от складывающейся обстановки. Использовать радио надо и помнить, что лампы передатчика требуют время для прогрева, поэтому его в работу надо включать заранее.

Неожиданно для себя он открыл, как ему показалось, новую закономерность боя… В эскадрильях осталось по тридцать-пятьдесят процентов летного состава, но в этих процентах живут те, кто больше всего находится в бою. Здесь, видимо, теория вероятности пришла в противоречие с опытом и психологией человека.

О чем все же конкретно сказать летному составу? На чем сосредоточить их внимание? И написал на листке:

«1) свободное использование высоты;

2) свободный выбор боевых порядков;

3) особенности маневрирования в зоне огня ЗА и ведение воздушного боя;

4) использование радио.

Отдельно командирам и инженеру полка:

1) броня, пулемет;

2) подготовка молодых летчиков;

3) семьи».

Наконечный положил карандаш. Сосредоточенно еще раз перечитал написанное. Прошелся по палатке. Взглянул на себя со стороны и понял, что его состояние подобно самочувствию студента перед экзаменом.

«Да, это будет экзамен моей командирской зрелости. Оценивать ответы на вопросы будут строгие оппоненты — люди, которые каждый день ходят в бой и поэтому отлично знают обсуждаемую тему. Знают жизнь, видели смерть. Это заслуженные собеседники».

Он заставил себя вернуться к листу бумаги, лежащему перед ним, и снова углубился в раздумья. Всякий довод расчленялся им на два составных элемента: «за» и «против». А в конце мысленного лабиринта шли жесткие военные определения: «да», «возможно», «нет».

Из бури противоречий Наконечного вывел начальник штаба, который, видимо, не сразу решился прервать его раздумья, но вынужден был докладывать, что командиры управления полка и эскадрилий, летчики и штурманы на первый вылет собраны, обстановка на линии фронта и погода изучены.

Вошел капитан Чумаков:

— Здравствуйте, командир! Уже собрались к летчикам? Задали комэски задачку. Если вас интересует мое мнение, то скажу одно: надо пробовать, только без суматохи. Мне думается, что все это окупится во сто крат.

Наконечный улыбнулся:

— Спасибо за поддержку. Пойдемте к летному составу.