Читаем Испытание огнем. Сгоравшие заживо полностью

Митрохин все же решился на пробу новой тактики. Однако после вынужденной посадки, а может быть, и оттого, что пришлось пережить в последнем вылете, спина болела. Радикулит донимал по-настоящему. Поэтому не он, а комиссар повел утром в бой оставшуюся в полку сборную эскадрилью. Выруливая для взлета, Мельник с грустью осмотрел пустой аэродром и вспомнил Киев и Днепр сорок первого. Последний вылет Наконечного, смерть Чумакова. Проводы Русанова при развернутом полковом знамени и прощальные рукопожатия с убывающими в другой полк.

Воспоминания и сравнения прошлого с настоящим испортили ему настроение — желание лететь пропало. Но он переборол себя и, пока летчики устанавливали за ним свои самолеты для взлета, немного успокоился, рассудив, что теперь с ним идут опытные бойцы, поэтому больше шансов вернуться с победой. Сегодня у них все новое: высота полета, боевой порядок, способ атаки и маневрирования. А главное, это все неожиданно для противника.

В воздухе волнение улеглось. Не относящиеся к полету мысли ушли, и Мельник уловил в себе обычный деловой ритм. С ними сейчас были истребители, которые зигзагами ходили над «илами». Это еще больше укрепило в нем уверенность в благополучном исходе полета.

Триста метров, на которых он вел свою группу, представлялись ему большой высотой. Казалось, что его сейчас видят за добрую сотню километров, и у него в голове боролись два мнения — лучше или хуже? Впереди появились дымы войны, и комиссар перевел группу в набор высоты.

В наушниках шлемофона послышался щелчок (кто-то включил передатчик), а за ним и голос командира истребителей:

— Вы что, низом не пойдете?

Мельник ответил:

— Нет, работать будем с пикирования. Если обстановка позволит, сделаем два захода. Пошли вверх!

— Ладно. Вам и нам будет лучше. А то у земли уже все животы ободрали.

На тысячу метров ниже самолетов показалась линия фронта. Огня с земли не было. Наверное, немцы не разобрались, чьи машины над ними, или посчитали, что нет необходимости стрелять, раз их не бьют. Земля спокойно плыла навстречу, а хорошая видимость позволила Мельнику еще издали заметить определенную ему для штурмовки дорогу. В десяти километрах от линии фронта она была сплошь занята войсками, которые шли на восток тремя колоннами.

Комиссар перестроил самолетный клин в пеленг и приготовился к атаке. Но немцы опередили его, поставив между ним и собой стену заградительного огня. Начинать пикирование было рано, и Мельник повел самолеты выше разрывов. До начала атаки еще оставалось несколько секунд. Осмотрелся. В воздухе только свои, «илы», четверка «лаггов» сзади и выше его летчиков. Он остался доволен обстановкой и вновь бросил взгляд вниз. Теперь уже никакой огонь с земли не мог заставить его свернуть с курса. Мельник нажал кнопку передатчика, выждал, пока лампы нагреются.

— Атака по дороге! Прицеливание самостоятельное! Второй заход правым разворотом! Пошли!

Комиссар ввел самолет в пикирование и про себя отметил, что времени на прицеливание из такого положения уйма, все видно, особенно зенитные пушки. Нажал для острастки пару раз на пулеметные гашетки, а потом, когда дорога пришла на угол сброса, отправил бомбы немцам на голову. Снижаться дальше было нельзя — бомбы с мгновенным взрывателем, и он вывел машину из пикирования. Посмотрел через правое плечо назад: «илы», косо перечеркнув небо и горизонт, углом шли к земле, зенитного огня не увидел. И когда последний сбросил бомбы, Мельник дал мотору полные обороты и полез вверх. Самолет карабкался на высоту, а он перенес взгляд в левую форточку, но ничего не увидел. Крыло и кабина закрыли почти все небо. Земли же не было вовсе. С этой стороны он и его летчики были слепыми.

— «Маленькие», смотрите слева по развороту, а то нам ничего с этой стороны не видно.

— Смотрим. Давай поторапливайся, «худые» появились.

— Далеко?

— Если покруче разворот — успеем.

Мельник посмотрел вправо, но «илов» не увидел. Взглянул в заднее бронестекло, они шли у него в хвосте, чтобы не отстать. Да, так и им, и ему было удобнее маневрировать… Вновь в прицеле появилась дорога, в дыму и огне от сброшенных бомб.

— Атака! Уход змейкой! «Маленькие», прикройте замыкающих!

— Давай-давай! Поможем!

Пошли в ход эрэсы, пушки, пулеметы… А потом начались многократные развороты, именуемые змейкой. Он был спокоен за летчиков. Знал: опытные пилоты не оставят без защиты впереди идущего, а его главная задача все время идти встречным курсом к последнему. Развернув свою машину носом на замыкающего, взглянул на этажерку: «илы» внизу. «Лагги» чуть выше замыкают их кордебалет. «Мессершмитты» вверху и ныряют, атакуя по очереди то одного, то другого. Наблюдая за боем и руководя им, Мельник понял, что немецкие летчики боятся попасть кому-нибудь в прицел и поэтому огонь ведут с больших дистанций и углов пикирования. Это уже выигрыш.

Наконец Мельник выбрался на свою территорию. Me-109 отстали, а «лагги» «закричали», что нет горючего, и сразу пропали — ушли на посадку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Проза