Испытание. По зову сердца

— Шеф задержал. На фронте не совсем хорошо...

— А что?

— Русские сегодня форсировали Угру и рвутся к Гудино, Брыни и Порубанику.

— И к Брыни? — удивился обер-лейтенант. — А только вчера комполка уверял, что на его позициях русские зубы сломают.

— Тихо. — Капитан дотронулся до колена обер-лейтенанта, так как к ним подходила Вера.

— Она ничего по-немецки не понимает, — понизив голос до шепота, уверял его обер-лейтенант. — Гантман обучил их нескольким словам вроде — «битте», «данке», «нихт ферштейн», «гут». А вот ту, что крутится у буфета, — он показал глазами на старшую официантку, — надо побаиваться. Она здорово по-нашему шпарит.

— Битте, — Вера протянула капитану меню и листок заказа. Капитан в нем поставил номера блюд, и Вера поспешила на кухню.

— А знаешь, — продолжал обер-лейтенант, — она привлекательна. Одни глаза чего стоят. Позавчера я хотел было с ней провести ночку. Но сколько ни объяснял ей и словами и на пальцах — ничего не поняла. Деньги ей сунул — положила обратно на стол. Взял под руку, вывел в сени, хотел поцеловать — куда там, уперлась, в слезы и убежала...

Капитан снова дотронулся до колена своего приятеля:

— Тише. Идет.

Вера поставила на стол жаркое, масло и стакан кофе и, сказав «битте», отошла, но не к столу, где сидели все товарки, а к открытому окну, и там, не спеша, стала прибирать стол, внимательно вслушиваясь в разговор офицеров, завтракавших за ее столами. Справа, за соседним столом, звякнув брошенным на тарелку прибором, поднялся майор, а за ним и капитан.

— Куда спешите, майор? — спросил его капитан.

— Здесь не место разговорам. — Майор метнул глазами на Веру. — Идем!

Та хотя ни одним движением не подала виду, но ей хотелось пойти следом за ними и подслушать, куда все же торопится майор.

И она, протирая нож, а затем и вилку, вплотную придвинулась к настежь открытому окну. Оттуда чуть слышно донеслось:

— На Михайловку, — донесся басовитый голос майора.

— На Михайловку?

— Там бандиты взорвали мосты, так еду организовывать снабжение дивизии генерала Шанемана с Глинки через Басманово на Дорогобуж.

— В Дорогобуже Шанеман? Так там же была та, что в июле прибыла из Франции?

— Один полк. Но от него, как от всей дивизии, после августовских боев остались рожки да ножки. И он отведен в резерв на рубеж Ужи...

Окрик гауптмана, одиноко завтракавшего за ее спиной, которого она пуще всех боялась, оторвал ее от уборки стола.

— Битте. Вас... — Запнулась Вера, «вспоминая» нужное слово. Так и не вспомнила: — Битте. Вас желаете?

— Желат? — хохотнул гауптман. — Желат тебя. — И он протянул Вере записку, написанную по-русски: — «Юлия, приходит в меня вечер в 22.00».

Вера долго читала записку, обдумывая, как отнестись к этой выходке абверовца.

«Не соглашусь, сам придет. Но этого допустить нельзя... Согласиться? Нет. Одно терзание. Ведь я знаю, что тебе, гад, от меня надо...» И она твердо ответила:

— Нихт, герр гауптман.

— Нихт? Черт брал. — И гауптман больно сжал ее руку. — Будет тебе приходит я! Ферштейн? — И, не ощутив ни в ее глазах, ни на ее лице согласия, перевел удивленный взгляд — «Что ж это такое?» — на хозяина, зорко следившего за поведением Веры.

Гантману льстило, да это было ему и на руку, что его служанку приглашает к себе абверовец. И он, выразительно глядя на Веру, чуть-чуть помахал ей ладонью и благосклонно склонил голову, как бы говоря: «Не бойся. Соглашайся». Но видя, что на нее это не действует, послал к ней старшую официантку. Та отвела Веру к соседнему пустующему столу и прошептала:

— Не ломайся. Это тебе не советская столовая, а немецкое фронтовое казино. И наши девушки должны во всем удовлетворять желания господ офицеров.

— Что ты говоришь, Даша? Да это ж страшная мерзость, — еле сдерживая себя, так же тихо ответила ей Вера.

— Не пойдешь — расчет!

— Расчет? — испуганно повторила Вера. Это для нее было страшнее, чем притязания гауптмана. Казино являлось как раз тем местом, где легко черпались необходимые ей сведения. И она безмолвно отошла к гауптману и на его «ну?» ответила: «Гут, герр гауптман». И даже, к удивлению товарок, проводила его на крыльцо. Сделала она это не из-за того, что хотела подчеркнуть ему свое внимание, а потому, что за столом, что в углу, поднялись тоже спешившие подполковник и капитан и что-то шептали друг другу. Выходя с гауптманом на крыльцо, Вера потянула за собой дверь и, проводив его, стала поправлять чулок. Из сеней слышалось:

— Бери Шинефельда, Бинкмана и Штольца и машиной ко мне на новый КП.

— А как туда лучше проехать? Я там еще ни разу не был.

Подполковник, видимо, в сенях остановился, так как его голос не приближался.

— Бери на Глинки, Дубовище. В Дубовище сверни на Шилово. Километра два не доезжая до Шилова, сразу за речкой направо будет лесная дорога. По ней через километр упрешься в шлагбаум. Там часовой укажет, где я.

Чтобы не вызвать подозрения, да и надо было зазубрить слышанное, Вера простучала по ступенькам.

Весь день шел кувырком, нельзя было понять, где обед, где ужин.