Испытание правдой

Но когда я поднялась в палату, то обнаружила пустую кровать. Уборщица мыла пол, а техник уже отключал приборы.

— Где моя подруга? — спросила я.

Уборщица отвлеклась от швабры:

— Она отошла.

— Что?

— Отошла. Умерла.

До меня дошло не сразу.

— И ее вот так просто забрали? — спросила я.

— Такой здесь порядок, — сказала она, отворачиваясь от меня, чтобы продолжить уборку.

Не задумываясь, я бросилась в коридор, едва не сбив с ног медсестру, которая ранее заходила в палату.

— Я искала вас повсюду. Ваша подруга…

— Так быстро?

— Остановка сердца происходит мгновенно. Особенно на последней стадии рака. Она ничего не почувствовала. Все было очень быстро и очень чисто.

Нет, это не было чисто, хотелось мне крикнуть. Рак сжирал ее месяцами. Ничего чистого в этом не может быть.

Но я промолчала. Потому что меня душили слезы. Следующие пятнадцать минут я только плакала. Медсестра отвела меня в маленькую комнатку с диваном и креслом. Она усадила меня и сказала, что скоро вернется. Очевидно, это была «комната скорби», потому что на столике я обнаружила коробку с носовыми платками и брошюры из серии «Уйти с миром» и «Как пережить утрату». Я разревелась еще горше. И тут в голове пронеслась одна мысль. Даже не мысль, а скорее воспоминание. Вспомнился мой приезд в Нью-Йорк лет десять тому назад. Марджи повела меня слушать «Богему» в Метрополитен. В финале оперы у нее в глазах стояли слезы. Мне же постановка показалась холодной. Выходя из театра, она сказала:

— Тебя, кажется, совсем не растрогало.

— О, пели потрясающе, и все такое. Беда в том, что я никогда не могла проникнуться этой высокой романтической идеей обреченной любви.

— Я плакала не из-за этого, — сказала Марджи. — Я плакала потому, что Родольфо и все остальные были в другом углу комнаты, когда умирала Мими. Я плакала потому, что Мими умирала в одиночестве… наверное, и я так умру.

— О, перестань… — сказала я.

— Позволь мне хоть ненадолго проникнуться жалостью к себе, пожалуйста…

Именно эти слова она тогда произнесла. И это были ее последние слова, обращенные ко мне. Она действительно умерла в одиночестве — потому что я вышла покурить.

— Или потому что медсестра выгнала тебя из палаты, — сказал отец, когда я позвонила ему в то утро, вся в слезах.

— Если бы я вернулась через пять минут…

— Она была бы еще под воздействием морфия и все равно не поняла бы, что ты рядом. Так что, прошу тебя, прекрати. Тебе и так досталось в последнее время.

Отец был первым, кто позвонил мне тогда, после шоу Хосе Джулиа, и поздравил с победой.

— Благодаря твоему другу Билли этот человек уничтожен и ты отмщена.

Не услышав энтузиазма в моем голосе, он сказал:

— Я понимаю, твои мысли сейчас заняты только Лиззи.

— Угадал.

— И конечно, ты не будешь счастлива, пока не найдется Лиззи. Разве может быть по-другому?

Как же он чувствовал меня. Каждый раз, начиная разговор, он прощупывал мое настроение и мог безошибочно определить, что у меня на душе, нужен ли мне совет или просто благодарный слушатель, которому я могла бы поплакаться. Ему первому я сообщила о смерти Марджи. Вот и сегодня вечером, получив новости из Бостона о трупе из реки Чарльз, я позвонила отцу сразу после разговора с Дэном.

— Это тяжелая новость, — сказала я, пытаясь подготовить отца к тому, что последует дальше. Когда я рассказала ему о звонке детектива Лиари, он произнес:

— Я не хочу выказывать нелепого оптимизма, но колье еще нельзя считать убедительным доказательством того, что…

— Отец, что ты на самом деле думаешь?

Молчание. Потом:

— Плохо дело.

— Да, я тоже так подумала.

— Может, будет лучше, если ты поедешь туда без особой надежды.

— Именно так я и настраиваюсь.

— Я мог бы поехать с тобой, если тебе нужна поддержка.

— Детектив позвонил и Дэну, он тоже едет. Даже предложил мне поехать вместе. Я сказала «нет».

— Я тебя понимаю.

— Но ты не считаешь, что я поступила правильно?

— Разве я это сказал? — мягко произнес он.

— Нет, я просто пыталась прочитать между строк.

— Ты имеешь полное право злиться на него. Так же как и сомневаться в своей правоте.

— Теперь ты читаешь между строк.

— Точно. Слушай свое сердце, когда увидишься с ним завтра. Если он предложит ланч, а ты по-прежнему будешь зла на него, откажись от приглашения.

— Он может и не предложить ланч.

— Тоже верно. Ладно, давай сменим тему: как продвигаются твои сборы в Париж?

— Вылетаю в ночь на двадцать шестое, но у меня заказан билет на промежуточный рейс из Берлингтона в Бостон в четыре пополудни, так что я успею навестить тебя.

— Полгода в Париже. Завидую.

— А я в ужасе. Впервые в жизни поселиться в большом городе — это рискованный шаг для такой провинциалки, как я.

— Слава богу, в твоей жизни закончилась охота на ведьм. Потому что тебе предстоит совершить самый тяжкий грех в понимании американцев: поехать во Францию.

Я рассмеялась. И мы снова погрузились в молчание. Наконец отец сказал:

— Ханна, я знаю, это прозвучит жестоко, но тебе надо быть завтра готовой к худшему…

— Я готова.