Между тем мистеру Джадсону вдруг пришлось стать ответчиком во многих инстанциях. После интервью на него ополчились сразу все печатные издания за публикацию ложных сведений. Фрэнк Карти — колумнист «Нью-Йорк таймс» — привел это дело в качестве примера «характерной для эпохи Буша практики отрицания того, что в отношениях между людьми не бывает правого и виноватого… есть лишь две конкурирующие версии правды. Однако тот факт, что многие консервативные деятели и религиозные попутчики восприняли версию Тобиаса Джадсона как святую истину — притом что, как выясняется, он не просто приукрашивал правду, а откровенно лгал, — демонстрирует полное отсутствие критической проницательности и твердую убежденность в том, что человек, провозглашающий себя истинным христианином, говорит исключительно правду. Всем чакам каннам и россам уоллесам мира — кто унизил и оскорбил тихую, порядочную школьную учительницу из Мэна, преждевременно обличив ее, приняв на веру слова своего идеологического коллеги: вы обязаны миссис Бакэн, по меньшей мере, извинениями».
Никаких извинений мне никто, конечно, не принес, хотя я отправила Фрэнку Карти благодарственное письмо. Американская ассоциация инвалидов потребовала объяснений от Тобиаса Джадсона в связи с его комментариями о недееспособности Билли. Джадсон попросил прощения примерно в то же время, когда, вернувшись в Чикаго, обнаружил, что его шоу на местном радио сняли с эфира. «Мы можем не одобрять морального выбора миссис Бакэн в 1970-е годы, — заявила радиостанция в своем пресс-релизе (который Рита переслала мне), — но мы не потерпим оговора невиновного человека, допущенного одним из наших ведущих, вот почему мистер Джадсон больше у нас не работает». Джадсон проглотил обиду и даже пришел в утренний эфир Эн-пи-ар, чтобы сказать, что допустил серьезную ошибку и искренне сожалеет о той боли, что причинил мне (как и о своих высказываниях в адрес «людей с ограниченными возможностями»), Но его издатели все равно были вынуждены изъять из продажи весь тираж книги после того, как Грег Толлмен пригрозил им иском в сто миллионов долларов за клевету в мой адрес. Я сказала Грегу, что он сошел с ума, требуя такую сумму. «Позволь мне припугнуть этих правых клоунов», — ответил он. Но я просто хотела закрыть это дело и забыть, как страшный сон. Так что, когда издатели предложили мне единовременную выплату в размере 300 000 долларов в качестве возмещения морального ущерба (при условии, что я откажусь от будущих исков), я сразу же согласилась. Толлмен мог бы настаивать на половине этой суммы (как мы и договаривались на случай выигрыша). Вместо этого он взял себе только десять процентов, оставив мне двести семьдесят тысяч. На эти деньги я учредила Стипендиальный фонд Элизабет Бакэн при Университете Мэна для финансовой поддержки одаренных студентов, желающих обучаться за границей, но не имеющих на это средств. Благодаря Рите этот подарок штату (как и тот факт, что фонд был основан на средства, полученные мною в качестве компенсации морального вреда) тоже получил широкую огласку, прежде всего в Новой Англии, где «Бостон глоб» в передовице превозносила мою щедрость и великодушие, призывая жителей штата Мэн просить у меня прощения.
Но я уже получила официальные извинения от школы, и этого было достаточно. Да и возмездие Джадсону казалось справедливым. Однако, когда журналист из «Пресс геральд» задал мне вопрос, испытала ли я удовольствие от его падения (тем более что теперь он был безработным), я ответила, что нужно быть глубоко безнравственным человеком, чтобы наслаждаться крахом чужой карьеры, пусть далее этот человек причинил тебе огромную личную травму.
Неужели я и впрямь чувствовала себя святой? Да нет, я просто устала, выдохлась после всего, что обрушилось на меня в последние месяцы, и была полностью согласна с Ритой (моим великим наставником по пиару), которая мудро подметила, что сейчас лучшая стратегия — быть великодушной и всепрощающей, и еще лучше — скрыться из виду, уйти в тень. Вот почему я отказалась от всех интервью (сделав исключение только для «Пресс геральд», поскольку это была моя местная газета) и заявила издателям и киношникам всех мастей, что мне совсем не интересно увидеть свою историю в твердом переплете или на малом экране. Я не усматривала в ней ничего выдающегося, достойного воплощения в художественных образах. Скорее это был катаклизм, который разрушил мой брак, едва не стоил карьеры и спровоцировал глубочайший конфликт с сыном.
Недели через три после того, как улеглись страсти вокруг шоу Хосе Джулиа, однажды утром зазвонил телефон, и я услышала голос Джеффа. Он говорил осторожно, слегка натянуто и официально. Но все-таки это был он. И он сам позвонил мне.
— Я просто хотел узнать, как ты там.
— Это были занятные две недели.
— Зато с хорошим финалом. Я смотрел шоу.
Я промолчала.
— Ты отлично держалась. И меня растрогал рассказ этого парня, Билли, когда он говорил, что ты согласилась везти Джадсона в Канаду только из страха, что он тебя сдаст и что нас с тобой разлучат.