Мужики направились к бане и увидели Марсову, мерявшую жердью глубину реки у резервуаров.
Глухой ропот раздался, когда она вынула жердь из мутной воды.
Удивленная, Елена обернулась.
Крестьяне молча следили за ней... Они провожали ее глазами до самого дома ее, и не один из них проворчал сквозь зубы что-то, близко похожее на проклятье.
40.
На следующее утро Саша слегка кашлял: вечерняя прогулка утомила его. Сон его был неспокоен, и мать не отходила от него. Но под утро мальчик так крепко уснул, что даже раздававшийся первый удар колокола, призывавшего к обедне, не разбудил его...
Елена решила не ходить в церковь и отпустила всю прислугу кроме одной горничной.
Спустя немного времени ребенок проснулся. Отдых укрепил его, и он весело крикнул матери: «Бонжур!», затем послал воздушный поцелуй портрету отца.
Горничная подошла одеть мальчика.
Марсова подошла к окну. Саша, выпив чашку молока, подошел к матери.
Она глядела на площадь перед церковью, куда скоро должны были выходить молящиеся. Раздался удар колокола, возвещавшего конец службы. Несколько хозяек поспешили домой, а затем и вся толпа собралась на площади.
Это был час свиданий, час разговоров... Крестьяне соседних деревень приезжали в чисто вымытых телегах, лошади были тщательно вычищены, и шерсть, и гривы их в полном порядке.
Елена с сыном внимательно следили за движением пестрой, праздничной толпы. Белые рубахи и красные сарафаны девок, прически баб с вышитыми золотом кокошниками и стеклянными бусами на шее, вся эта смесь ярких цветов блестела на солнце.
Вдруг какая-то баба бросилась в толпу, испуганно крича что-то, чего Елена не могла разобрать. Толпа окружила ее. Затем прибежал мужик, за ним еще один...
— Что с ними, мама? — спросил Саша.
— Не знаю, — ответила мать, — вероятно, что-нибудь случилось.
Шум увеличивался, и враждебные крики, неизвестно к кому относившиеся, раздавались в толпе.
Елена позвала горничную, но та куда-то исчезла.
— Пойдем, мама, посмотрим, что там такое, — весело прыгая, сказал мальчик.
Елена выглянула в окно. Все взоры были обращены на нее, все указывали на нее пальцами. И взгляды, и жесты были угрожающие...
Елена безотчетно заперла окно. Шум и крики тотчас увеличились.
— Что с тобой, мама? — прижимаясь к ней, спросил Саша.
— Мне страшно, — ответила мать, прислушиваясь к шуму, к которому иногда примешивалось ее имя.
А на площади волнение достигло крайних пределов. Началось же все по следующему поводу...
По окончании обедни одна женщина, воротясь домой раньше других, увидела своего новорожденного теленка мертвым около корыта с пойлом. В ужасе баба побежала рассказать об этом своим соседкам.
Почти в то же время один крестьянин заметил свою собаку мертвой на дворе. У другого пала овца...
Вся деревня, полная страха, узнавала эти новости.
Русские крестьяне фаталисты и крайне суеверны. Они подыскивали объяснения, и вдруг послышались слова, сказанные накануне в гуще толпы Морозом:
— Колодцы заколдованы! — шепотом произнес он.
— Заколдованы! Отравлены! — закричали со всех сторон.
И вскоре все уже подхватили хором: „Отравлены!“
Тысячи предположений охватили возбужденную толпу. Они вспомнили, как барыня накануне болтала воду, что-то нашептывая. На глазах всей деревни гуляла она с сыном, который нес травы, и понятно, вредные!
— Отравлены! — крикнул кто-то из толпы. — Это не первая ее попытка! Недавно еще ее сын был болен!
— А барин, умерший скоропостижно? — раздался другой голос.
Это Иван Мороз и его жена еще больше подливали масла в огонь.
Тогда-то Елена и заперла окно, задрожав.
Замкнутость Елены тоже ставили ей в вину: она утром не посмела придти в церковь.
— Это проклятая! Она ночью составляет яды! Недаром у нее виден свет в окне, когда уже солнце встало!
— Она и нас всех погубит! Мы не смеем больше пить, и скот наш подохнет!
При мысли о гибели скота гнев толпы перешел в ярость. Обезумевшая масса народа бросилась к дому Елены.
Крестьяне соседних деревень, где колодцы не пострадали, последовали общему примеру и кричали не меньше других.
— Смерть колдунье! — вдруг выкрикнул кто-то.
— Смерть! Смерть! — загремело со всех сторон, и толпа кинулась к дому Марсовой, никем не охраняемому.
Елена схватила Сашу и заперла его в спальне, а сама стала на пороге, защищая дверь своим хрупким телом.
Но что могла она сделать одна с целой толпой, к тому же настроенной так враждебно и управляемой людьми, смертельно ненавидящими ее и желающими ее гибели!
Все слуги были отпущены Марсовой, и в доме была одна горничная, но и та неизвестно куда исчезла еще при первых криках толпы.
А яростные крики были уже слышны в доме, и вскоре разъяренная толпа ворвалась в комнаты, схватила Елену, с силой оторвав ее от охраняемой ею двери, и потащила ее в баню, где ее решили сжечь, как колдунью.
Елена помертвела от ужаса и почти не понимала того, что происходило вокруг нее: она была близка к помешательству, и только мысленно молила Бога, чтобы Он защитил ее ребенка!
Спасения ждать было неоткуда...
Вдруг загремели колеса, и приехавшая Раиса чуть не на ходу выскочила из коляски.