Испытание Раисы („Красный кабачок“)

— Вы женщина, настоящая женщина! — сказала графиня этой племяннице, которую выбрала ей сама судьба. — Вы достойны даже трона! Я горжусь, считая вас в числе своих! И если теперь мой племянник будет вести себя в отношения вас не так, как подобает, то двери моего дома будут закрыты для него!

Аудиенция у государя была получена очень скоро: достойное поведение Раисы за это время и ее испытания заслуживали вознаграждения, и оно последовало: возвращение ее мужа.

„Странная фантазия!“ — говорили одни. „Лицемерие!“ — думали другие.

Во дворце так не судили: там сказали просто, что Раиса имеет доброе сердце и любит делать добро.

Но никто не подумал, что она могла любить своего мужа...

Помилование было получено, требовалось еще позволение отвезти его самой.

— Сама хочет отвезти? — удивленно переспросил государь, когда графиня представила ему эту просьбу. — Молодая женщина хочет ехать в такое время года, когда все дороги опасны? Это, знаете ли, доводит ее преданность до героизма!

Однако позволение последовало, и графиня Грецки с бьющимся от волнения старческим сердцем передала его племяннице, которая ожидала ее, полная горя.

Увидев желанную бумагу в руках тетки, Раиса впервые сбросила с себя маску холодности и слезы свободно потекли по ее лицу.

— Я еду сегодня вечером, — сказала она.

— Поезжайте, дитя мое, — просто ответила графиня. — Там, где дороги непроходимы, вы найдете крылья!

* * *

Раиса отправилась в сопровождении старого Фаддея. В течение долгих и бесконечных дней и ночей возок скользил по вновь выпавшему снегу, неоднократно вихри снега окутывали и экипаж, и одежду Раисы... Она ехала по дорогам, по которым не решались ехать даже караваны!

Ночью целые стада волков бежали за возком, но ничто не страшило Раису: она мужественно переносила все тяготы опасного пути.

Далеко-далеко, посреди гор, на границе снежных равнин, позади густых лесов представлялась ей деревянная хижина, в которой лежал больной, а возможно, и умирающий человек, отказавший ей в мире...

Раиса чувствовала, что со смертью этого человека жизнь перестанет привлекать ее.

Но однажды, когда Раиса приблизилась настолько к цели своего путешествия, что ее отделяли лишь несколько часов от места ссылки, ужасная мысль впервые промелькнула в ее голове:

„А если это не он! — говорила она себе. — Вдруг это кто-нибудь из тех двоих, и мне предстоит быть лицом к лицу с ним, не зная этого?! Какой стыд!“

Она со стоном закрыла лицо руками, чтобы изгнать мрачный образ незаслуженного стыда, и впервые пожалела о своей преданности, заставившей ее ехать! Но было уже поздно отступать...

К тому же помилование, сложенное у нее за корсажем, было с нею... Конечно, следовало обрадовать несчастных, так много выстрадавших...

Начинающийся скучный зимний день освещал закоптелые и почерневшие бревенчатые избы, когда возок остановился около здания полиции.

После проверки бумаг молодая женщина была проведена в избу своего мужа с честью, подобающей ее имени и положению.

Они были живы, это уже много значило, но граф Валериан был сильно болен.

Раиса вошла в низкую и темную комнату, где азиатские ковры покрывали стены. Все присланные Раисой предметы придавали странный вид роскоши и комфорта этому бедному жилищу.

На низкой, покрытой мехами и тонкими простынями постели уже шесть дней лежал тяжело больной граф Валериан.

При входе Раисы исхудалая до невозможности фигура с усилием поднялась с места. Это был Резов.

Он не узнал Раисы, так сильно она изменилась, и кроме того, Резов ее слишком мало видел! Он уже готов был спросить, кто она такая, думая, что это одна из городских благотворительниц.

— Я Раиса Грецки, — сказала молодая женщина.

Удивленный Резов хотел поклониться, но он был так слаб, да и выздоровление еще шло такими тихими шагами, что он покачнулся и чуть не упал.

Раиса протянула руку, чтобы поддержать его, и усадила в кресло. Он удержал ее руку и благоговейно поцеловал, но они не обменялись ни единым словом.

Валериан лежал в тяжелом забытье...

Долгие припадки оцепенения следовали за минутами бреда, потом он засыпал беспокойным, тяжелым сном.

Раиса села у его изголовья, подложила под исхудалую голову подушку, поправила одеяло и опустила рукава рубашки на его тонких руках. Тотчас же ложе больного приняло более спокойный и уютный вид.

— Как вы попали сюда? — спросил Резов, думая, что он жертва галлюцинации.

— Я привезла хорошие известия, — ответила Раиса с чарующей улыбкой.

— Хорошие известия? — повторил он голосом таким слабым, что казалось, он шел издалека. — Разве для нас могут быть хорошие известия?

В это время пришел Собакин. Он болел первым и пользовался лучшим уходом: около него были его товарищи, между тем, как Резов пользовался уходом уже одного Грецки, а этот, в свою очередь, имел сиделками только двух выздоравливающих, совсем еще слабых товарищей.

Облокачиваясь на палку, как старик, Собакин вошел так быстро, как позволяли ему его слабые ноги.

— Вы приехали повидать нас? — спросил он Раису, приветствуя ее. — В такое время года, когда мы по три месяца живем без малейших новостей? Какое мужество!