Испытание седьмого авианосца

Через несколько секунд лодка с шумом выпустила горизонтальные рули, похожие на слоновьи уши. Брент поглядел на нос и проговорил в микрофон:

— Пост погружения!

— Здесь пост погружения! — отозвался энсин Герберт Бэттл.

— Угол дифферента на нос четыре градуса!

— Есть угол дифферента на нос четыре градуса!

Брент вздохнул свободнее, хотя слышал, как ритм дизелей замедлился от добавочной нагрузки. Осадка все равно велика, иначе и быть не может с поврежденной балластной цистерной, но по крайней мере палуба теперь в относительной безопасности. Он отодвинул предохранительную защелку на люке и отступил на шаг, когда тугие пружины со звоном откинули крышку.

Обеими руками ухватился за экран. Облако на горизонте клубилось зловещим грибом. В этих широтах грозы возникают мгновенно. Он уже видел свинцовую завесу дождя, пронзенную стрелами молний. Как ни странно, косые солнечные лучи играли со струями ливня, расцвечивая их радужными бликами.

Штормовой фронт проходит пока вне их курса. Но угроза очевидна. Если они попадут в шторм, поврежденная цистерна быстро заполнится, и лодку не удержать на поверхности. А под водой без электроэнергии им каюк. Смерть будет медленной и ужасной.

Брент пристально вглядывался в границу моря и неба. Невзирая на близкий шторм, повреждения судна и нелады с командиром, у него вдруг потеплело на сердце. Там, за горизонтом Тяжеловес Файт, а дальше «Йонага». Скоро он увидит боевых товарищей и живой анахронизм — адмирала Фудзиту. По крайней мере есть надежда.

Ничто так не дает почувствовать реальные грани жизни и смерти, как море. Именно в море человек вступает в извечное единоборство с чуждой, враждебной стихией, даже когда на первый взгляд она тиха и покорна. Человека здесь постоянно подстерегает самая мучительная гибель, однако море тысячелетиями влечет его к себе.

Почти два часа вахта шла спокойно. На мостике царила тишина; время от времени рулевой снимал показания барометра, термометра и заносил их в судовой журнал. К счастью, шторм не набрал нужной силы и теперь обрывки его смещались к западу, поливая море жемчужным дождем и отступая перед лучами солнца. Опасность миновала; Брент расслабил напряженные мышцы и позволил ветру развеять остатки недавнего уныния.

С потрясающей отчетливостью перед глазами возникла Дэйл Макинтайр. Вот ведь взяла моду приходить и мучить его! Хотя бы прикрылась чем-нибудь, а то вечно является в костюме Евы. Роскошно вылепленное тело так близко, что стоит протянуть руку — и коснешься его. Округлые груди с бутонами сосков, осиная талия, бедра и ягодицы, достойные кисти Гойи. Пылающая кожа струится как шелк под его руками, голову кружит слабый аромат духов. Он закрыл глаза и будто наяву почувствовал сладкую тяжесть воспаленного страстью женского тела.

— Расстояние до эсминца тридцать семь миль, истинный пеленг тот же — ноль-три-семь, — сообщили из репродуктора.

Дэйл скрылась.

— Хорошо, — буркнул он и затряс головой, разгоняя мечты, словно туман.

Файт уже близко, на курсе перехвата. Впервые за много месяцев он заметил ни с чем не сравнимую красоту открытого моря. Взгляд полетел вдаль по курсу Файта. Темно-синяя, как отшлифованный аквамарин, линия горизонта, воду морщит легкая зыбь, ослепительно сверкая на солнце. Красиво, но никогда нельзя доверять этой коварной красоте.

Волны катятся мимо, обдавая лицо солеными брызгами. Он впустил в легкие чистый воздух, облизнул губы. Ветер холодит щеки и нос. После пережитого ужаса, когда жуткая смерть на дне была близка, дыхание ветра казалось манной небесной и постепенно вытравило смешанный запах блевотины, экскрементов, горелой нефти, который осквернил внутренности лодки. Как друг и утешитель, бриз что-то тихонько шептал на ухо. Брент внезапно ощутил себя в раю и застыл на палубе, наслаждаясь гармонией вне времени и пространства. Я жив, молод, силен! — хотелось крикнуть всему миру.

После битвы начинаешь больше ценить жизнь. Гибель врагов и друзей как бы подчеркивает дарованное тебе счастье остаться в живых. Как только стихает канонада, в голове настойчиво звучит рефрен: «Все кончено, я жив!» И как долго ему еще будет везти?..

Последний час вахты пролетел быстрее трех предыдущих. От шторма не осталось и следа, волнение улеглось. Солнце скатилось к горизонту, синева неба стала еще насыщенней. Данте время от времени докладывал о приближающемся эсминце. Когда «первый» был уже в двадцати милях, на мостике появился Реджинальд Уильямс.

— Истинный ноль-три-семь, относительный ноль-один-ноль, дальность девятнадцать, — сообщил он Бренту.

— Да, командир. Скоро увидим грот-мачту. — Брент поднял глаза к перископу. — Эй, ребята, глядите в оба!

— Есть, сэр! — хором отозвались впередсмотрящие.

Уильямс проговорил в микрофон:

— РТР, доложить обстановку! — Пальцы, точно гребешок, зарылись в многодневную щетину на подбородке.

В голосе Данте Брент уловил озадаченные ноты.

— Цель на ноль-три-семь прибавила до тридцати двух узлов!

— А курс?

— Прежний, сэр.

— Хорошо. Это его предельная скорость, старпом?

— Так точно.

— Странно.