Начало игры. Расстановка фигур
Было там ещё кое-что, дознаватель ты доморощенный, но нет у тебя такого допуска. Там был Вилли. В той машине хромированной был Вилли. Он тут давеча сильно обломился – ему привезли труп Медведя. А он не поверил. Видно, знает, что Медведь из гордого скотландского клана Макклаудов, бессмертных горцев. Он давно просил всех пленных с этого участка фронта к нему направлять для сбора данных. Но, видимо, легендарный немецкий порядок всё же является больше легендой, чем порядком. Потому он лично мотался по отстойникам, допрашивая пленных с «Медвежьего котла».
Так он и расстрел наш остановил. Из пяти десятков, взятых немцами вместе со мной до собеседования с Вилли, дожили лишь семеро. Так получилось, что прежде чем заклинить, пулемёт прошил именно эту группу пленных.
Нас отсортировали от остальных, отогнали отдельно, заперли в сарае и по одному тягали на допрос. Обратно не возвращали. Я был предпоследним.
Дознаватель был в немецкой форме, но по-русски говорил без акцента. Опять то же – ФИО, номер части, и т. д. и т. п. Только потом дошли до самого интересного, когда вошёл заматеревший Вилли, – что я знаю об егерях и их командире Медведе.
Вилли, ты изменился. И не в лучшую сторону. Хромает – колено не работает, на руке – чёрная перчатка, вид бледный, нездоровый, безумный блеск в глазах. Если этот кокаинщик меня узнает, писец ежику.
Так, я – Ваня Кэноби. Играем по Станиславскому.
– Видел егерей. Хорошо воюют. Оснащены они хорошо. Ремни всякие. Карабины автоматические. Танки разные. Мы у них позиции постоянно принимали. Командира их видел. Большой такой. Как медведь. Куртка кожаная такая, укороченная. Слепой он.
– Слепой?
– Ну, очки у него такие, как у слепых – непрозрачные, чёрные. И морда вся обгорелая. В кепи ходил, а не в фуражке. Злой, как чёрт! Чуть не по его – сразу дерётся! И пулемёт постоянно таскает. В его руках пулемёт, как игрушка.
– Насколько близко ты его видел?
– Не, не близко. Эти пятнистые вокруг него постоянно крутятся, никого близко не подпускают.
– У тебя тоже пятнистые штаны.
– Хорошие. Были. У егерей выменял. Дорого. Шмат сала отдал, кисет самосада и одиннадцать банок американской тушёнки.
– Одиннадцать? Почему одиннадцать?
– Всё что было. Хорошие штаны. С карманами. Удобные. Жаль, ботинки не на что было менять. Ботинки – ещё лучше. А мои совсем истрепались. А старшина, сука, новые жилил, гад. Небось, пропил, гнида.
– Что ещё можешь рассказать?
– Я не знаю больше ничего.
– Твоя жизнь зависит от того, нужен ты нам или нет.
– Я скажу. Всё скажу. Что нужно – скажу!
Они спрашивали, я дуриком прикидывался. Водил вокруг да около. А сам всё соображал лихорадочно – узнал, не узнал? Как он меня может узнать? Тогда я был седым? Вроде нет. Глаза у меня тогда другого цвета были. Пальцы все были на руках. Да и обе руки работали. Был я тогда тоньше, стройнее на болотной диете. Это за этот год я мяса нарастил на медвежьем сале. Опять же, рожа у меня – разбита, нос сломан несколько раз, набок стоит. Или узнает? Почему молчит всё время? Даже не смотрит на меня. Как и я на него стараюсь не смотреть. Вот, если узнает – вот ему пруха начнётся!
Подожди, а что он обо мне знает? Ну, был недобитый красный командир, что подобрал в болотах пришельца из будущего. А он же даже не знает, что Голума мы не довели. Я не довёл. Или смог опознать его тело?
Зачем он Медведя ищет? Уверен, что я тоже попаданец? С хрена ли? Надеется через Медведя выйти на источник послезнаний? Тогда слишком грубо, топорно действует. Исходя из их действий, масштаба войсковой операции, Медведь и есть цель. Конечная цель. Получается, что Вилли точно уверен, что ему нужен не Голум, а именно Медведь.
– Ты спишь, собака?
– А? Что? – встрепенулся я.
– Стёпа, объясни этому, что спать тут нельзя.
Меня опять стали бить. Вилли что-то буркнул по-немецки и вышел. А следом отошёл и я. А тело моё осталось.