Испытание страстью

В изгибе его красивого рта она видела молчаливый вызов. Но в отличие от глумливого взгляда моряка напористый взгляд Алистера покорял ее.

— Сейчас вы уязвимы, — сказал он. — И останетесь со мной, пока вы в таком состоянии.

— Какое вам дело до меня?

— Вы моя любовница, Джесс.

— Пока еще нет.

— В этом смысле секс всего лишь формальность. — Его голос был тихим, а тон интимным. — Наша близость всегда была неизбежной. А я не такой человек, чтобы урывать крохи от целого. Я должен получить все. И плохое и хорошее.

— Хотите, чтобы я выплеснула все это на вас? — Ее слова были резкими, как реакция на внезапный прилив томления. — Разве это не уподобляет вашему моряку? Заставить другое существо нести на себе бремя моего беспокойства?

Алистер сделал шаг к ней.

— В отличие от того мальчика я готов принять это бремя. Более того, я хочу его принять. В вас нет ничего, чего бы я не жаждал.

— Почему?

— Потому что моя жажда завладеть вами неизмерима. Завладеть целиком и полностью.

Джессика ощутила желание бежать, но совладала с ним, поскольку это было несовместимо с поведением леди. Леди не бегают. Они не показывают посторонним ничего, кроме безоблачной ясности. Они существуют для того, чтобы облегчать мужчинам их тяжкую ответственность, а не добавлять нового груза.

И все же Алистер, самый мужественный из ее знакомых мужчин, был единственным существом, с кем она могла без зазрения совести разделить мрачные аспекты своего внутреннего мира, своей души. Она точно знала, что от этого его мнение о ней не изменится к худшему. Потому что ему знаком этот мрак. Он жил, окруженный им, охваченный им, но этот опыт пошел ему на пользу: он стал только сильнее. Ее до сих пор удивляла его целеустремленность и то, насколько безусловно и неуступчиво он стремился к своей цели, насколько был готов пожертвовать хорошими манерами ради того, чтобы избежать неудачи, и насколько был самодостаточным.

— Джессика! О чем вы сейчас думаете, глядя на меня?

Она продолжала не сводить с него глаз, зачарованная его мрачной красотой и несомненной тягой к нему. Алистер источал грубую сексуальность, которая притягивала и опьяняла, как наркотик. Когда она бывала не с ним, то хотела его общества. И глубина ее страсти пугала ее, ибо она понимала, что между ними не может быть ничего прочного.

Ее мир был отличным от его мира и наоборот. Короткое время они могли двигаться по одной орбите, но рано или поздно их пути должны были разойтись. Она не могла навсегда остаться в Вест-Индии, а он не смог бы долго выносить лондонское общество, даже если бы и утверждал противоположное. Его жажда обладать ею была не единственной его безмерной страстью. Он был отважным и дерзким мужчиной, полным жизни и сил. Свет, нравы которого она научилась так хорошо понимать и которым умела следовать, его задушил бы.

— Я восхищаюсь вами, — сказала она.

Хотя, казалось, это не могло его тронуть, она почувствовала, как он замер.

— После всего, что вы узнали обо мне?

— Да.

Наступила многозначительная пауза.

— Пожалуй, вы единственный человек, способный мне это сказать после всех моих прегрешений и скитаний.

— Но вы, не колеблясь, рассказали мне о себе все, проявили необыкновенную честность. Должно быть, уверовав в мою способность широко смотреть на вещи.

— Я сделал это не без опасений, — признался Алистер, и она заметила, что лицо его стало замкнутым. — Но да, я верил, что вы способны забыть о моих грехах, разделяющих нас.

Недавняя пустота в груди теперь заполнилась теплом и нежностью. У нее не хватало слов, чтобы объяснить, что она чувствует. Это было нечто родственное триумфу и столь противоположное поражению, которое Джессика ощущала, покидая палубу, что ей самой показалось странным, как одно чувство может так стремительно смениться другим.

Она снова владела своими мыслями.

Не было никакого сомнения в том, что тело ее было подвержено страху, способному затмить все остальные эмоции. Но сознание оказалось ясным. Как бы отец ни старался подавить ее чувства и мысли, он в этом не преуспел. Она не могла и не хотела мыслить, как он. Он не смог затронуть некоторые стороны ее характера. И свобода, следовавшая за этим открытием, была глубокой и пронизывала все ее существо.

Ее мир покачнулся, но Алистер оставался неподвижным, как статуя.

Впрочем, теперь она могла проникнуть сквозь этот невозмутимый фасад и понять, что он пока еще не сделал собственного выбора. И едва ли легко мог принять ее выбор.

Джессика с нарочитой неторопливостью развязала ленты шляпы, сняла ее и аккуратно положила на сиденье стула. Затем потянулась к овальной медной задвижке, щелкнула ею, закрывая, и услышала, как он судорожно и громко втянул воздух.

Потом она проследовала к постели и села на край матраса.

Лицо Алистера приняло отчаянное выражение, а Джесс охватила дрожь предвкушения. Но тотчас же его лицо замкнулось и теперь казалось необычайно аскетичным.

— Что касается нашего пари, — сказал он, сжимая в кулаки руки, заложенные за спину, — то должен вам напомнить о неприличии вашего пребывания в моей каюте, запертой на задвижку.