Испытание Тьмой

В Поле Сил возникает напряжение, и ты чувствуешь, как где-то в Нави рождается направленная на вас обоих формула. Нырнув в образовавшуюся вследствие этого напряжения трещину, ты рассекаешь появившимся в твоей призрачной руке образом меча-призрака не более реальную (что не следует понимать как «иллюзорную») паутину заклятья. «Паутина» — также образ неверный, ибо похоже сие скорее на беспорядочный комок водорослей или болотной ряски; но, впрочем, не следует чересчур увлекаться формами, кои в Нави даже менее постоянны, чем все прочее…

Сила разорванного заклинания поражает самого заклинателя, и ты засекаешь где-то внизу вспышку высвободившейся энергии.

— Вижу, — кивает Эйрик и начинает спуск — значительно быстрее, чем раньше, ведь цель уже видна.

Ты усмехаешься: впервые за всю жизнь ты оказываешься ведомым, а не ведущим, младшим из напарников, номером вторым в команде. Что ж, во всяком случае, напарник у тебя не из тех, о ком зазорно говорить — тем более, в рукопашной схватке ты никогда и не претендовал на первенство, а предвидится именно такая. Глубинные уже наверняка усекли, что вторгнувшиеся в их царство жители суши имеют защиту от их чар, и следовательно, будут использовать, что называется, грубую силу. То есть воевать числом за отсутствием умения. Глупо упрекать их за это — к чему всесильным в море детям Дагона военное искусство? — но и недооценивать не стоит. Да, хороший боец способен одолеть дюжину (а иной — и полсотни) необученных противников, однако численное превосходство у Глубинных тут даже не тысяча к одному…

Городские ворота Туле вытесаны из темно-зеленого мрамора и покрыты орнаментом — мириадами жаб, самых различных размеров и форм. Отвратительно, но вполне понятно: Дагон, Бог-покровитель Глубинных, обыкновенно является смертным именно в облике Жабы.

Древнейшая из Триад — Жаба, Яйцо и Змей. Или, называя вещи своими именами — Дагон, Азатот и Ктулху.

(Триадой на Пути именовали гармоничное сочетание трех символов, обозначавших различные средства воздействия на Силы. Именно трех; ибо контролировать одновременно большее число символов не то чтобы невозможно, но нецелесообразно и неэффективно. И как бы это ни казалось смешным или наивным, число «три» в любом варианте образует гармоничную и самодостаточную структуру. К примеру, треугольник — давно известно, что эта фигура положена в основу практически любого нерукотворного предмета. В Высших же Сферах принцип Триад соблюдался еще тщательнее. Во всех известных религиях имелась либо Троица верховных Богов, либо три аспекта Единого Бога, либо еще что-то в том же роде. Многие называли это совпадением, однако сего слова в языке Пути нет, не было и не будет…)

Ворота Туле распахиваются — и твои глаза видят Храм Жабы. Двери последнего также открыты, и выстроившиеся двойной шеренгой Глубинные не только не преграждают путь, но даже как бы приглашают — «войдите и склонитесь пред Ним!»; последнего вы с Эйриком, естественно, делать не собираетесь, но первое — необходимо.

«Идем», — говоришь ты и направляешься к входу.

Северянин, сжимая рукоять секиры, следует за тобой, определенно желая, чтобы хоть один из Глубинных сделал движение, отдаленно свидетельствующее об ожидающей в Храме засаде. Впрочем, такой радости ему не доставляют: во-первых, дисциплина у ящероподобных жителей Туле прочнее стали и алмаза, а во-вторых, засада там действительно есть, да только не та, к каким привыкли викинги.

Статуя исполинской Жабы, вырезанная из жирно блестящего нефрита, при вашем приближении плавно поднимается с пьедестала и открывает глаза, светящиеся бледно-зелеными болотными огоньками.

«БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, АКИНАК, ТЫ ПРИВЕЛ СЮДА ЗАВЕРШАЮЩУЮ ЧАСТЬ НАШЕГО РАСКЛАДА.» — Даже мысленный, голос Дагона столь могуч, что тебе удается устоять на ногах лишь благодаря поддержке стоящего позади Эйрика — ему-то все равно, он этого разговора на глубинном (ха, каком же еще?) уровне сознания не воспринимает.

«Всегда пожалуйста», — отвечаешь ты с деланной вежливостью — и отступаешь на шаг в сторону, открывая «напарнику» прямую дорогу к Богу Глубин. Эйрик делает то, что от него и ожидается — взвешивает в руке секиру и нехорошо косится на Жабу.

«ОСТАНОВИ ЕГО, — требует Дагон, — ИЛИ ЛИШИШЬСЯ УЧЕНИКА.»

«Ой ли?» — насмешливо говоришь ты. И добавляешь вслух: — Давай.

Словно получив от своих предков-цвергов пинок пониже спины, северянин бросается вперед. Дагон удивленно открывает достойный бегемота рот — и ты точным броском закидываешь туда голубой шарик.

— Лед с Железных Гор, — поясняешь ты прежним насмешливым тоном, пока Бог Глубин обращается сперва в прозрачную ледяную статую, а потом (не без помощи обрушившегося на его плоский череп топора) — в россыпь осколков, медленно растворяющихся в морской воде. — Вот что означает выражение: тьма обращается против себя же. Созданное Мораной по вашим рецептам оружие теперь поразило одного из вас.

«ТЫ ПОПЛАТИШЬСЯ ЗА ЭТО!!!»

Мысль Дагона, уходящего за Грань к своим собратьям, уже не имеет той разрушающей мощи, но ненависти в ней куда больше, чем раньше. Вполне естественно.