Испытание верностью

В общем, вся преступная бригада Филина была в ближайшие же часы поставлена на уши, о чем незамедлительно проведала городская милиция во главе с майором Прониным. Тот благодаря собственному профессионализму и некоторым благоприятным обстоятельствам быстро вычислил господина Роджерса, встретился с ним как бы невзначай в одном футбольном пабе, где тот собирался смотреть с приятелем исторический матч «Зенит» – «Бавария», и уговорил помочь российским правоохранительным органам.

Приятель, тоже немец, известный скрипач, приехавший на гастроли в наш знаменитый областной оперный театр, всячески отговаривал Карла от этой авантюрной затеи. Но тот, движимый профессиональной солидарностью (он в свое время тоже отслужил в полиции, ни много ни мало – пятнадцать лет) и свойственным ему в иные моменты обостренным чувством справедливости, на просьбу майора откликнулся.

Чтобы поймать Филина, Пронин разработал простую и элегантную операцию под названием «Ловля на живца». Роль живца, естественно, предназначалась Карлу.

Филина, жадно заглотнувшего наживку, наконец-то взяли с поличным и для начала предъявили ему обвинение в покушении на убийство.

Бандит почти сразу, после первых же минут общения с доставленным в его загородный дом Карлом, понял, что никакого проку от немца ему ни в каком смысле не будет. Он разозлился и решил заколоть шпагой безоружного, со скованными руками пленника, не подозревая, что весь процесс снимается миниатюрной видеокамерой и что ему ни в коем случае не удастся опустить занесенную для смертельного удара руку.

Да Карл и сам не позволил бы Филину убить или хотя бы ранить себя, потому что уже разобрался со своими оковами и лишь изображал беспомощную жертву, чтобы не портить майору праздник и чтобы доказательства на пленке вышли наиболее убедительными.

В общем, преступник был взят, помещен в следственный изолятор, и началось обстоятельное, без излишней спешки, следствие.

Тем не менее через полгода оно закончилось и пришло время судебного процесса.

С начала ноября господина Роджерса одолевал международными телефонными звонками майор Пронин – просил приехать и выступить на суде, уверяя, что у Филина хорошие адвокаты и что без его, Карла, публичного свидетельства бандиту могут дать слишком маленький срок, а то и вовсе оправдать за недостаточностью улик.

Звонили профессору и секретарь суда, и помощник прокурора, и сам прокурор; но Карл, учитывая состояние жены, приехать категорически отказывался; он вообще в то время старался не отходить от нее ни на шаг.

* * *

Выручил всех малютка Александр, которому, вероятно, тоже хотелось совершить первое важное дело своей жизни именно в 2000 году.

Когда немного утихли первые восторженные чувства по поводу того, каким сын родился крепким, здоровым, красивым, умным и до чего он похож на отца, и счастливые родители потихоньку начали осознавать окружающую их за стенами родильного отделения лучшей частной больницы действительность, Аделаида сама сказала Карлу – поезжай; заодно и наших проведаешь.

24

И он согласился.

В своем нынешнем состоянии души не то что в Россию – на Луну полетел бы, не задумываясь, если б Аделаида вдруг выразила желание получить в качестве новогоднего подарка камешек из кратера Тихо Браге.

Тем не менее показания на суде Карл дал четкие, подробные, грамотные.

Сбить его с толку адвокаты не сумели, и утром двадцать девятого декабря Филину был вынесен достойный обвинительный приговор.

Все наконец вздохнули с облегчением, и сам преступник тоже.

В колонии, где ему предстояло провести определенное (Филин надеялся, что не слишком большое) время, условия были вольготнее, нежели в переполненном следственном изоляторе.

Вечером же двадцать девятого декабря Карл приехал в школу, где с помощью завхоза, на короткий, правда, срок, ввел в заблуждение все учительское сообщество. Да уж, сюрприз Екатерины Алексеевны удался на славу!

А ведь это было еще далеко не все.

Праздничная ночь едва перевалила за середину.

* * *

Манечка, танцующая с сияющим, словно самый дух праздника, Карлом, сначала увлекла его за елки, окружавшие сцену, а потом, через пустую, темную и холодную кухню – в коридор и наверх по боковой лестнице, в директорский кабинет, который отперла своим ключом.

Здесь она усадила профессора на новый кожаный диван (подарок родительского комитета к последнему Дню учителя), длинный, широкий и мягкий, села рядом и крепко взяла Карла за руки.

Он вернулся мыслями из палаты в светло-пастельных тонах, где в маленькой кроватке сопел и причмокивал его сытый и довольный сын, а рядом, застегивая халат на полной груди, стояла Делла, все еще немного усталая и бледная после родов, и улыбнулся Манечке.

– Карл, я тебя люблю! – твердо и решительно заявила Манечка.

– Я тоже тебя люблю, – удивился он, – но…

Манечка сжала его ладони, закрыла глаза и потянулась к нему.

* * *

И ничего не произошло.