Испытание веры

Кабано и Давид протянули руки, ожидая, когда Саша примет решение, но он не мог. Всё, чем он жил — в мире живых и, покинув его, юноша считал, что вновь останется один, как и до аварии. Страшно идти в неизвестность, поэтому, не возникло даже мысли сделать шаг навстречу ожидавшим его братьям.

— Я не могу, — признался он, сев на кровать. — Я хочу проснуться или…

— Ты же знаешь — это неизбежно, — настаивал Кабано.

— К сожалению, он прав, — добавил Цезарь, продолжив, — Совсем скоро ты умрёшь, и это будет тяжелее. Сейчас, ты сказал «прощай», смог смириться с неизбежным. Пусть ты всячески это отрицаешь, но это так. Оставшись, хотя бы на несколько дней, ты вновь почувствуешь неуверенность, страх усилится, посчитаешь, что не завершил желаемое, а выбора уже не будет. Ты просто уйдёшь, и даже намёка не останется на выбор, как сейчас. И, чтобы ты не делал, исход будет одним.

— Я не успел увидеть самого главного, — не смог не сказать Саша. — Я ждал обещанного Олимпийского золота. Глупо, но ради этого мне пришлось бороться долгие месяцы с раком. Сейчас же, вы просите уйти за день до последнего шанса Димы выполнить мою просьбу. Я не могу.

— Ты знаешь, как всё будет, — говорил Кабано. — Не можешь не знать, потому что чувствуешь это. Смерть слишком близка, и она придёт в любую минуту. Во время эстафеты, к примеру. Возникнет то самое чувство незаконченности, и оно станет мучить тебя, от чего уход лишь сильнее опечалит.

— Но я хочу увидеть это! — настоял он.

— Подумай, что для тебя важнее: просто видеть соревнование или знать, что Дима станет Олимпийским чемпионом, к чему готовился столько лет? Ведь ты сам знаешь ответ. Верно?

— Знаю, — согласился Саша. — Не знаю, откуда, но я, словно видел это! Он будет счастлив!

— Возможно, болезнь действительно вызвала некие пророческие способности, ведь раньше ты не ошибался?

— Не ошибался, — тихо сказал он, вновь приподнявшись. — Просто, догадываться об этом и испытывать реальные эмоции от настолько ожидаемого события… Я так долго ждал…

— Всем нам приходиться жертвовать чем-то, — сказал Давид, вновь протянув руку. — Но зная, что с нашими близкими всё будет хорошо, уходить, не так страшно, особенно, когда этот выбор принимаешь ты сам, а не кто-то другой.

— Они все смирились с твоим уходом, они готовы отпустить. Поверь, за меня говоришь ты сам, — добавил Кабано, так же протянув руку, улыбаясь. — Уходя, приятно знать: память о тебе не умрёт.

Саша, всё ещё сомневаясь, подошёл ближе. Цезарь и Давид ждали его, всячески успокаивая, от чего страх ослабел, но всё же, что-то удержало от того, чтобы протянуть руку навстречу. Повернув голову в сторону кровати, он увидел себя, подключенного к приборам и лежавшего без движения: бледного, лысого и несчастного человека, на которого больно смотреть. Юноша угасал, и шансов на спасение нет никаких. Даже чудо здесь бессильно. Эту картину видели его близкие. При нём они сдерживали слёзы, но, выходя из палаты, горечь уже нельзя удержать в себе, и уже в коридоре разворачивалась новая драма, конец которой придёт нескоро. Вспомнив об этом, Саша понял: он не хотел нести в себе страдания близким людям. Когда не осталось ни единой возможности спасения, а отведённое время отсчитывалось лишь сутками, если не часами, он принял решение покинуть мир живых самому, даже не веря, что подобная мысль вообще закралась в голову. Хотя, если верить Кабано и Давиду, то разум и сознание давно хотели пойти по этому пути, лишь страх и нежелание делать это раньше отведённого времени мешали принять решение.

— Неужели я делаю это, — не поверил Саша, протянув руку братьям.

— Ты готов уйти, — произнёс Давид. — Ты молодец.

— Я боюсь, — прошептал Саша, всё больше исчезая в зеркале.

— Всё будет хорошо. Я обещаю, — говорил Кабано. — Это твой мир, и он будет таким, каким пожелаешь.

Оказавшись полностью внутри, он остановился, чтобы взглянуть на самого себя, продолжавшего лежать на кровати. Приборы один за другим запищали, сообщая о смерти пациента. Испугавшись этого, Саша попытался вернуться, но невидимая стена не позволила.

— Вы ведь сказали неправду, — пришло в голову юноше, глядя, как в палату вбежали врачи и медсёстры, — это не был мой выбор. Я должен был умереть именно сегодня и именно сейчас. Верно?

— Да, — кивнули братья, находясь в лучах яркого света, куда нужно идти Саше.

— Вы лишь подвели меня к этой черте, подготовив, чтобы я ушёл, считая это своим выбором, — сказал он, не понимая, откуда пришли такие выводы.

— Так должно было произойти, и ты справился, а теперь, закончи начатое, — подвели черту братья и исчезли.