Вместе с Елизаветой Карловной Лавров прощался с Тотьмой 29 августа. Был ясный и теплый день. Провожали их торжественно и трогательно — Анна, ее брат, Гернет, Линев и еще человек десять. Собрали в складчину по три рубля, наняли четыре тройки, купили шампанского. Тронулись около полудня. На тройках лошадей, запряженных в тарантасы, выехали по дороге из Тотьмы, все вместе катили до первой почтовой станции Коровинской.
На Коровинской станции весело провели четыре часа, выпили шампанского, и Лавров от души пожелал долгожданных перемен к лучшему — всем, кто оставался в Тотьме. Под конец, по знаку Линева и Гернета, его подхватили и вынесли на руках к тарантасу, качали его с криками: «ура». Затем усадили вместе с Елизаветой Карловной в тарантас, сердечно распрощались.
Вот и снова Вологда.
Они прибыли прямо па квартиру, заняли верхний этаж двухэтажного деревянного дома — наискось от маленького, в три окна, домика, вернее сказать, избы, где жил Шелгунов.
Условия жизни тут, в губернском городе, были совершенна деревенскими. Не было ни водопровода, ни мостовых, ни фонарей.
Лаврову сразу пришлось купить мебель, разумеется, самую простую и дешевую. Часть комнаты, превращенной им в кабинет, он отгородил огромным книжным шкафом, а письменный стол поставил посреди кабинета, подальше от окна, чтобы солнечные лучи не падали ему на стол. Подходящие шторы достать не удалось. Все книги в шкафу не поместились, часть их осталась лежать на полу и на. стульях.
Можно было снова приниматься за работу, писать задуманные статьи.
Шелгунов познакомил его с помощником правителя канцелярии губернатора Кедровским. Этот молодой человек — скромный, некрасивый, рябой — был почитателем Чернышевского и верным другом вологодских ссыльных. Им всем просто повезло, что такой человек служил в. канцелярии губернатора. Кедровский сообщал им доверительно обо всех бумагах и распоряжениях, какие, поступали в канцелярию и так или иначе их касались.
Уже в первые дни своего пребывания в Вологде Лавров узнал от Кедровского новость — о ней немедленно сообщил в письме Гернету: «Вчерашняя почта привезла Анне Павловне печальное известие нового отказа относительно ее перевода в Ригу… Это очень грустно». Одновременно он, конечно, сообщил об этом ей самой…
У Шелгунова он познакомился с недавним студентом петербургского Технологического института Сажиным, тоже ссыльным… Однажды спросил его, что он читает. И Сажин, — между прочим, отметил его «Исторические письма» — читал их в разных номерах «Недели», еще не зная, кто их автор, — они ему очень понравились. Лавров был смущен этим ответом и сказал:
— Ну, нашли на что указывать…
Но в душе он был рад, что его «Исторические письма» читаются.
И Сажин, и Кедровский советовали ему написать прошение о помиловании, но он категорически отказался. Почему он должен унижаться перед царским правительством?
Прежде, в Петербурге, по заведенному обычаю знакомые собирались у него дома по вторникам, в Вологде захотелось ему удобный этот обычай восстановить.
Вечером во вторник ставили самовар, Елизавета Карловна готовила чай. Приходил Шелгунов, самый горячий собеседник, — в разговоре он нервно пощипывал бородку и не мог спокойно усидеть на месте. Приходил Кедровский с женой, приходил Сажин. Появлялся правитель канцелярии Тишин, непосредственный начальник Кедровского. Выдавал он себя за человека либерального, но полного доверия не вызывал. Как-то пришел, сел на диван и стал допытываться, что теперь Лавров пишет. Лавров хотел отделаться общими фразами — не удалось. И тогда сказал:
— Я пишу историю мысли.
Собственно, он только еще приступал к этой работе — ему казалось, что она может стать главным трудом его жизни…
Но он не прожил в Вологде и двух недель, как его вызвал к себе губернатор и сурово предложил объясниться по поводу доноса тотемского полицейского исправника. Исправник доносил, что Лаврова из Тотьмы провожали на тройках без дозволения полиции. Лавров подтвердил: да, действительно, провожали. Губернатор заявил, что об этом доносе он обязан известить министерство внутренних дел.
А ведь когда Лавров покидал Тотьму, ему и в голову не приходило, какая новая неприятность может свалиться на его голову из-за служебного рвения полицейского исправника — ничтожного человека, на которого, казалось, можно никакого внимания не обращать…
Еще через две недели Лавров узнал от Кедровского, что начальник вологодского жандармского управления подполковник Мерклин на основании того же доноса исправника завел целое дело. Он сообщил в Петербург о происшедшем в Тотьме «выражении сочувствия государственному преступнику Лаврову» со стороны местного населения и ссыльных, а также о преступных речах, которые якобы при сем произносились. Мерклин делал вывод: Лавров — человек для губернского города вредный. И вот из Петербурга пришло в ответ распоряжение выслать Лаврова из Вологды в один из уездных городов губернии — кроме Тотьмы.