Испытание воли

Она предложила ему занять стул напротив кушетки, на которую села сама, спиной к свету, льющемуся из окон. Он подумал, что это скорее ради ее собственного удобства, нежели от желания затруднить разговор. Ей нужно было к чему-то прислониться — он видел, как напряжено ее тело, как сжаты губы.

— У вас есть для меня новости? — спросила она все еще хриплым голосом. Поскольку она прямо глядела на него, он заметил, что глаза у нее разные: один — зелено-дымчатый с коричневыми и серыми крапинками, а другой — теплого зелено-золотистого оттенка. Разные и удивительно прекрасные.

— Пока нет. Мы все еще исследуем разные варианты. Я пытаюсь выстроить в моем сознании образ полковника Харриса. Каким человеком он был, какую жизнь вел.

Она отмахнулась с раздражением:

— Я говорила вам. Врагов у него не было.

— Но кто-то же убил его, — напомнил он ей. — Кто-то хотел, чтобы он был мертв. Он, должно быть, совершил что-то, хоть раз, чтобы пробудить такую сильную ненависть.

Она вздрогнула, будто он ее ударил.

— Но вы же наверняка чего-то добились? — спросила она спустя мгновение. — Вы должны были разговаривать с разными людьми. Лоренс Ройстон? Марк? Инспектор Форрест?

Леттис Вуд выпытывала, вдруг понял Ратлидж. Она хотела знать, что происходит, кто что сказал…

— На самом деле они сообщили очень мало. Все говорят, что ваш опекун был очень хорошим человеком. Все, кроме Мейверса.

Он ничего не сказал о Карфилде.

Леттис слегка улыбнулась, скорее иронически, нежели весело:

— Я была бы очень удивлена, если бы он сказал о нем что-то хорошее. Но Чарлз был хорошим человеком. Вы знаете, ему не с руки было оказаться моим опекуном. Он сам едва повзрослел, и, наверное, для него было обузой брать на себя ответственность за сироту — маленькую девочку! — как раз тогда, когда ему нужно было идти на войну. Мне он казался таким же старым, как мой отец. Я даже немного его боялась, держалась за юбку няни и хотела, чтобы он ушел. А потом он опустился на колено, обнял меня, и я заплакала. Он заказал мне чаю и всяких моих самых любимых сладостей, а потом мы поехали кататься на лошадях. Хочу вам сказать, это вызвало скандал в доме, поскольку предполагалось, что я, находясь в трауре, не должна веселиться. Вместо этого я скакала за ним по полям на моем пони, смеялась и… — Ее голос дрогнул, и она поспешно отвернулась.

Ратлидж дал ей время прийти в себя, потом спросил:

— В каком настроении пребывал полковник за несколько дней до смерти?

— Настроении? — переспросила она быстро. — Что вы имеете в виду?

— Был ли он счастлив? Был ли он усталым? Обеспокоенным? Раздраженным? Рассеянным?

— Он был счастлив, — сказала Леттис, ее мысли были далеко, и Ратлидж не мог следовать за ними. — Очень-очень счастлив.

— Почему?

Смутившись, она спросила:

— Что значит «почему»?

— Я имею в виду, что именно делало его таким счастливым?

Леттис покачала головой:

— Он просто был счастлив.

— Тогда почему он поссорился с Марком Уилтоном?

Леттис встала и прошлась по комнате. На мгновение Ратлидж подумал, что она уйдет, скроется в своей спальне, захлопнув за собой дверь. Но вместо этого, она подошла к окнам и стала смотреть на дорогу невидящим взглядом.

— Откуда мне знать? Вы опять тянете эту волынку, как будто это так важно.

— Возможно, это важно. Возможно, от этого зависит, арестуем мы капитана Уилтона или нет.

Она повернулась к нему, ее черный силуэт был резко очерчен в контровом свете. Спустя мгновение она сказала:

— Из-за одной ссоры? И вы даже не знаете, о чем шла речь?

Было ли это заявление? Или вопрос? Ратлидж не был уверен.

— У нас есть свидетель, который говорит, что они еще раз ссорились. На следующее утро. Недалеко от того места, где ваш опекун был убит.

Несмотря на то что Леттис стояла спиной к окну, Ратлидж мог видеть, как ее затрясло, плечи опустились, руки повисли вдоль тела. Он подождал, но она ничего не сказала, словно онемела.

И по-прежнему ни слова в защиту человека, которого любила.

— Если капитан Уилтон виноват, вы бы хотели, чтобы его повесили, так ведь? — резко спросил Ратлидж. — Вы говорили мне прежде, что хотели бы видеть убийцу повешенным.

— Тогда почему вы не арестовали его? — хрипло потребовала она. — Почему, вместо этого, приходите сюда, рассказывая все это, приумножая мое горе… — Она остановилась, ища в себе силы продолжать, заставляя голос подчиняться разуму. — Что вы от меня хотите, инспектор? Почему вы здесь? Конечно, не для того, чтобы спрашивать мое мнение по поводу ссор, свидетелем которых я не являлась, или спекулировать на том, будет ли Марк повешен или нет, будто речь идет о ком-то, кого я никогда не видела. У вас должны быть более веские причины! — Она пошла в наступление.

— Тогда скажите, в чем дело. — Ратлидж был зол и не понимал почему.

«Потому что, — прошептал Хэмиш, — она мужественная, разве не так? А твоя Джин никогда такой не была…»

Леттис подошла к камину, пытаясь справиться с эмоциями, и принялась механически переставлять цветы, как будто это имело какое-то значение, но он понимал, что вряд ли она осознает, что делает.