Это уже слишком. Растроганный Шимшон смахивает слезу умиления и просит добряка замолчать:
— Что вы… Не надо!.. Я и так обойдусь… Спасибо!..
Когда скрипка была уложена в футляр и хозяин остался наедине с квартирантом, сердечный разговор только начался.
— Расскажите теперь, молодой патриот: кто вы, чем промышляете? Что покупаете, продаете, учитесь или уже кончили?..
Он приехал искать счастья… Без денег, без имущества, с великой верой в бога и людей.
— Ха-ха-ха! — смеялся Исухер Броун. — Вы, оказывается, шутить мастер… Не испугаете!.. Без денег — так без денег! Не в этом счастье!
Напрасно он сомневается, у Шимшона действительно ни гроша. Как только ему повезет, он заплатит за все…
Фруктовщик все еще не верит. Улыбка на лице его поблекла, только морщинки около губ выражают еще сомнение.
— На «нет» и суда нет… Между своими не пропадет…
Без излишней нежности Исухер Броун выпроводил его из комнаты, хранившей фамильную реликвию — футляр со скрипкой, и указал ему на угол в кухне. Он был сердит и нисколько не скрывал этого. Кто мог думать, что человек с такой амбицией окажется нищим, без копейки денег? Говоришь с ним о комнате, о ширмах, о всякого рода удобствах, а он головой кивает, как миллионер… Не свинство ли?.. Кому он показывал Ицика? Что понимает в музыке человек без гроша за душой?.. Тьфу, как этот сопляк околдовал его!..
Шимшон сидит в своем углу и читает жирные заголовки на обоях. Он не догадывается о перемене, происшедшей с фруктовщиком, и жадно вычитывает новости с потолка и стен…
Вечереет. В соседней комнате зажигают огонь. Сквозь закрытую дверь слышно, как дружно стучат ложки и вилки и звучно сморкается маленький музыкант…
Неужели его не позовут? Он весь день ничего не ел. Крошки во рту не было… Никто его не обязан кормить, спасибо за приют и внимание… Прекрасный угол, отсюда виден весь двор… С ширмочкой это уже комната, совершенно отдельная квартира. Можно растянуться на кровати и обсуждать планы, размышлять…
Стены как будто прочные, толстые, щелей нет, а из соседней комнаты все слышно… Фруктовщик разрезает мясо, высасывает из костей мозг, и хлеб хрустит под его зубами… Еще не поздно, его могут еще позвать… Ему не много нужно: ломтик хлеба и пару картофелин… Ничего больше, ни крупинки… Мяса он не любит, пусть на здоровье сами едят…
Удивительная комната! Заголовки на обоях видны в темноте. «Капитан Дрейфус освобожден!» — сообщается над платяным шкафом. «Ложь торжествует!» — вторит косо срезанный угол «Московских ведомостей» на потолке. «Эстергази — провокатор», — гнутой строкой запечатлено на подоконнике… Вся комната сочувствует капитану и клянет его врагов.
Мысль Шимшона переносится в Кайенну и оседает на Чертовом острове. Бедный Дрейфус, ему не повезло!.. Тысячи раз он ложился спать без ужина, никто не слышал от него ни стона, ни жалобы… Бедняга переносил испытания, как Самсон…
Будь здесь кровать, Шимшон разделся бы и лег спать. Пусть без ужина, надо привыкать к лишениям… Прекрасно бы дня два так не есть, спать, не раздеваясь, под чужим забором… О страданиях его рано или поздно узнают и скажут, как о Дрейфусе: «Вот у него надо учиться терпеть и надеяться. Никто не слышал от него ни стона, ни жалобы…» Только бы его не позвали к столу… Он откажется, поблагодарит и скажет, что сыт по горло. Его тошнит при мысли о еде…
В соседней комнате не слышно стука ножей и вилок, фруктовщик бормочет молитву, и маленький музыкант вторит ему… Теперь Шимшона уже не позовут, эти эгоисты не отличаются чрезмерным гостеприимством… Икают от пресыщения, поют, смеются и в ус себе не дуют, что рядом сидит голодный человек. Хоть бы из вежливости пригласили… Он отсчитает до ста, и если эти свиньи не перестанут икать и зевать, пусть пеняют на себя… Один… два… пять… семь… десять… двенадцать… «Вчера на углу Ришельевской и Троицкой с целью самоубийства бросился под трамвай юноша лет шестнадцати…» Пятнадцать, двадцать… тридцать… «В подворотне дома № 22 по Большой Арнаутской цианистым калием отравился неизвестный. Несчастный доставлен каретой скорой помощи в бессознательном состоянии…» Сорок… сорок пять… пятьдесят… Эти люди не знали испытаний. Кто хоть раз уснул без ужина, провел ночь на голой земле под забором, никогда этого не сделает… Пятьдесят восемь… шестьдесят. «Двойное самоубийство на почве голода…» Противный дом, глаза девать некуда. Какая глупость оклеивать стены газетами!.. «Несчастный случай с прохожим…» «Смерть от удушения…» Шестьдесят пять, шестьдесят восемь… Семьдесят три…
В дверях показывается фруктовщик. Яркая полоса света врывается вместе с ним, и Шимшону становится светло и радостно…
— Вы не легли еще? Пора… Занимайте свой угол, молодой патриот, и спите.
Дверь закрывается, и слышно, как щелкает крючок.
«Мсье Броун, Исухер Броун, — чуть не кричит ему вслед Шимшон — где ваша кровать и ширмочка?»