Испытание временем

Населяли этот дом униженные в своей гордости, страстные люди. Крепкие мускулистые биндюжники с грубым языком и жестокими кулаками; шарманщики со своим живым товаром — безродными детьми; торговцы, выброшенные на свалку Молдаванки; бледные девушки, исчезающие с вечера и возвращающиеся домой утром; шикарные парни, объясняющиеся мимикой и на непонятном для окружающих языке… Покорные и немые на службе и на промысле, они являлись домой озлобленные и дерзкие. Бури возникали внезапно, страсти вспыхивали пожаром, зажигая войной этажи. Схватка начиналась из-за мелочи. Галереи вдруг наполнялись жильцами, люди быстро сплачивались и делились на лагери. Нейтральных не было — в спор вступали все…

Шимшон спускается с галереи, замедляет шаги на тряской площадке и думает, что в доме этом собрались все те, кого жизнь обошла. Стиснутые за тонкими стенами, они живут в неразрывной связи, веселье и плач стучатся от соседа к соседу. Обиженные и обойденные, они в тайном единении добывают деньги: торгуют детьми и собой, свободой и страстями, любовью и честью. Тут каждая галерея — крепость, каждая квартира — очаг злобы и нужды…

Шимшон пересекает толкучку, сворачивает на Колонтаевскую улицу и с развязностью завсегдатая входит в трактир. Веревка с привязанным кирпичом взвизгивает на блоке, и дверь с грохотом захлопывается.

— Журналы всех сортов и мастей! — весело выкрикивает он. — Только две копейки штука!.. Стихи Городецкого, рассказы Писецкого, роман без начала и конца!

Он останавливается у столиков, расхваливает картинки и читает стихи. Его встречают смехом и шутками, как старого приятеля, предлагают чаю и выпивки… Некогда! Дайте ему расторговаться, на обратном пути — с удовольствием… Позади «Рим», «Париж» и «Марсель»; еще один трактир — и можно будет отдохнуть. Пачка журналов времен Цусимы и Бейлиса тает, в ход идут последние, с портретом министра Столыпина и его убийцы Багрова.

Подвыпившая компания подхватывает Шимшона и насильно усаживает его. Тут несколько соседей по дому, студент Мозес со своей приятельницей и Мишка Турок. Шимшону наливают стакан водки, придвигают соленый огурец и приглашают выпить за здоровье Нюры. Отказаться нельзя, трезвость и малодушие расцениваются тут одинаково.

Со стиснутыми зубами Шимшон делает глоток и отставляет стакан далеко от себя. Он уступает это угощение кому угодно.

— Не могу больше…

Искривленное отвращением лицо и глаза, полные слез, молят о пощаде. Пусть испытывают его чем угодно: он слопает живую мышь, не побрезгает падалью… Водка застревает у него в горле, нутро не принимает.

По столу пробегает шепот. Шимшона решили споить.

— Бросьте, м-сье, эти штучки, — говорит Мишка Турок, — вы оскорбляете молодую мадам…

Деликатность прежде всего. Молодежи надо прививать высокие чувства.

— В самом деле, — надувает губки Нюра, — вы обижаете меня.

У него никогда не хватит сил выпить столько водки. Пусть она лучше не просит его.

— Я сделаю еще один глоток. Ни одной капли больше…

— Можешь вовсе не пить, — трещит Хаим-безногий, — будем знать, что ты плюешь на компанию…

Он притворяется возмущенным и ударяет клюкой о пол.

Хоть бы кто-нибудь явился на помощь!.. Эти жестокие люди его не пожалеют, они не остановятся пред тем, чтоб насильно влить ему в горло водку. Не в первый раз они потешаются над ним, водят его, пьяного, по притонам и, измученного, бросают у первых ворот… Воры и мошенники, сутенеры и шулера, им противен вид трезвого человека, они не терпят честных людей… И это — евреи! Дети избранного богом народа, о котором сказано в торе: «Вы будете все святыми!»

— Попросите их, Мозес, оставить меня в покое… Чего им от меня надо? Я не хочу быть пьяницей и вором, я найду свое счастье без них…

Студент поднимается из-за стола и отводит Шимшона в сторону. Никто их не останавливает. Возможно, так было заранее условлено… Может быть, и другое: Мозеса здесь уважают; он знает законы, пишет прошения, помогает советом. Со временем он станет адвокатом, первоклассным юристом, и они будут его клиентами. У них будет свой защитник… Против Мозеса никто не пойдет, он осенью получает диплом…

— Не обижайтесь на них, — начинает студент с ноткой печали в голосе, — они — простые люди, малограмотные и притом пьяницы… Я вас понимаю и одобряю…

Он проводит языком по губам — точно слизывает медовый налет слащавой речи.