Испытание временем

Он полюбил с той поры вечера́, с трепетом дожидался звезд на небе.

— Мадам Гельфенбейн, — шептал он, едва темнело, — я схожу к Гершковичу, меня там не знают… Я куплю у него иголок на копейку и разнюхаю, как идут дела…

Шимшон мчался к морю, долго слушал прибой и тоскливо смотрел на огни… Они дрожали, трепетали в воде и над водной далью… Чудесный город! Там широкие, длинные улицы, необъятные просторы — и никаких запретов!.. Бегай, наслаждайся свободой, дыши!..

У него отняли последнюю радость: кто-то проследил за ним и донес хозяйке. Уж не Иойхонон ли? Этот никого не пожалеет, цепной пес!.. Что было скрывать? Да, он взбирался на горку, смотрел оттуда на море, бегал по околице и мало думал о Гершковиче… Зато у него сил теперь вдвое, вялость исчезла, руки сами просят работы. Что ей далась его неволя, к чему ей маленькие радости Шимшона?

Ему пригрозили и больше не пускали со двора.

Кто дал право хозяйке держать его взаперти? Где это слыхано, чтобы после трудового дня человек не смел поразмять кости, скажем, даже погулять?! Как можно запирать людей только потому, что у них нет собственных лавок и они вынуждены служить у других? Не много ли позволяете вы себе, мадам Гельфенбейн? Кичитесь своим богатством? Задираете нос пред бедными? Напрасно! Богатство дается для благих дел, обязанность богача — помогать бедняку… Кто поступает иначе — тот не еврей, и с ним можно обойтись, как с врагом Израиля… Сомневаетесь, мадам Гельфенбейн? Я не один, нас трое, хотите — четверо, ваш Залман не отстанет от компании… Вы не любите постороннего вмешательства? Обойдемся без чужой помощи… Повесим замок на ворота и никого не впустим, ведь вы так любите одиночество!.. Пригласим экономку, кухарку, горничную, пекаря и сторожа… Рассядемся в приказчицкой и средь бела дня закатим «дурака»… Не любите азартных игр? Уступаю, игра будет «без интереса». Экономка соснет часок-другой, она, бедная, сама на себя не похожа… Скажете, это забастовка? Никто вам не поверит. Среди нас нет ни «сознательных», ни социалистов, все мы евреи и требуем от вас одного: немного свободы… Не запрещайте Залману любить Марию, дайте экономке вашей выспаться, придержите аппетиты Иойхонона и верните пекарю его жену… Не мешайте Шимшону бегать к морю и издали любоваться городом, где всего вдоволь: и свободы, и роскоши, и паштетов. Не соглашаетесь? Не надо! Попробуйте одна вести хозяйство, торговать, давать взятки и увольнять людей!

Такие дела не откладываются, она сегодня же узнает Шимшона. Он проучит ее…

Вечером Залман вызывает Шимшона во двор и говорит:

— Сегодня лунная ночь… На небе ни тучки… Благодать…

Для кого благодать, а для кого несчастье.

— Прекрасная ночь, — соглашается Шимшон.

Нашел о чем говорить! Шимшону бы забыть о ней, а этот напоминает…

— Море волнуется, должно быть, к непогоде…

— Пора, — снова соглашается Шимшон, — хорошо бы морозец…

Тут он вспоминает пекаря Антона и спешит добавить:

— Впрочем, такая погода вредит хлебам…

Залману теперь не до пустых разговоров, у него важное дело.

— Ты пошел бы с приказчиком погулять, таких ночей больше не будет…

Что это ему вдруг в голову взбрело? Иди да иди…

— А матушка ваша? Узнает, чего доброго, — нагорит… Нет уж, спасибо, лучше не надо…

— Пойди, Шимшон, я прошу тебя… Уговори их… Она придет сегодня сюда… Я просил ее не делать этого, ждать за углом, подальше от лавки, плакал, молил — не помогло… Помоги мне, уведи их отсюда…

Лицо Залмана выражает скорбь. Так бы он и сказал. В беде надо помогать друг другу.

— Идите, я постараюсь. Смотрите, выручайте потом…

Сам бог его прислал: Залман поможет ему проучить старуху…

Вечером, когда собрались за чаем, Иосиф дурачился, смешил других и сам без умолку смеялся. Такой уж человек этот Иосиф: что бы ни сказали, он придерется и обязательно всех рассмешит. Попросит кто-нибудь чаю, он подхватит: «обязательно мокрого» — и всем вдруг станет весело. Или вдруг ни с того ни с сего вздохнет, зашевелит губами и прошепчет: «Да, сказали мы, Сура Гельфенбейн…»

Все поймут намек, и поднимется невообразимый хохот. Один Иойхонон при этом не смеется, он несколько раз повторяет «помилуйте», конечно обязательно по-русски, и нежно гладит свои усики.

Шимшон отозвал в сторону Иосифа и сказал ему:

— Залман гуляет сегодня с учительницей, пойдем накроем их. Я собственными ушами слышал, они уговаривались…

У него был план, подробно разработанный до мелочей. Хозяйка скоро убедится, что значит единство.

Иосиф сразу стал серьезным, хотел было рассердиться, прикрикнуть, но огляделся и спросил:

— Каким образом? Где ты их видел?..

Чего захотел! Этак все дело испортишь… Нет, нет, это останется при нем. Выдавать чужие тайны — никогда.

— Возьмем с собой Иойхонона, — предлагает Шимшон, — гулять так гулять, лишний человек не помешает…

Иосиф тут же все выболтал старшему приказчику. Не человек, а решето…