Ведь правда же. Ничего Максим не сделает. Я и закричать могу. Надеюсь, хоть в этом мама мне поможет. И тут ядовитое чувство внутри ехидно заулыбалось, что тут я несомненно права.
— Стой, — хочу протянуть руку, чтобы удержать между нами расстояние, но боюсь, что не сдержу полотенце на груди одной рукой.
— Я просто посмотрю.
Я мотаю головой, но не могу отвести взгляд от черноты глаз напротив. Они притягивают точно магнит. В них сверкают искры.
Грудная клетка бурно вздымается, а когда протянутая мужская ладонь медленно направляется ко мне, сердце на миг останавливается, чтобы с новой силой стучать сильнее.
— Не бойся, — прошептал мой…
Мой мучитель. Именно так. Потому что он снова мучает меня — путает мысли, заставляет нервничать, прижиматься в угол и трястись как тростинка на ветру. А все его черные глаза. Они будут сниться мне, наверное, каждую ночь. В них пляшет огонь, который хочет опрокинуться на меня.
А потом в них появляются смешинки и я впадаю еще в больший ступор. Потому что Максим опускается на одно колено и берет холодными пальцами мою ногу. Мою больную ног! Вспоминаю я, потому что из горла тут же вырывается глухой стон.
— Ну все, ты упустила время. Теперь надо резать ногу, — выдает Максим.
— Нет, — я испуганно дергаюсь и стараюсь отодвинуться. Тщетно. Этого не позволяет стена.
Максим хохотнул, а мне захотелось его стукнуть.
А почему бы и нет, подумалось мне. Давно, между прочим, требовалось.
— У тебя растяжение связок. Ну ведь правда упустишь момент, дуреха, сразу надо было обработать, а не нюхать сирени в каждом повороте улицы.
И конечно, маленький кулачок просто погладил стальные мышцы на плечах, потому что у кого-то была ежедневная тренировка, а у меня полотенце на голой груди. И на голове. Второе норовил съехать в бок.
Холод пальцев приносил облегчение, из-за чего я блаженно улыбалась. А может и не только поэтому.
Соседский мальчишка уже поднялся, и у меня снова дыхание перехватило. От неуверенной улыбки не осталось и следа. Миг, одно точное движение и мое полотенце летит к ногам.
С трудом удалось понять, что в руке все еще находится кусок чего-то махрового, озноб вовсе не от ветра и что плеч коснулись именно влажные волосы.
А следующее провокационное и по-настоящему наглое действие вывело меня из себя. Я махала кулаками что было сил, извивалась и взбрыкивала на плече Максима как можно сильнее. Висеть головой вниз было жутко неудобно. Дискомфорт причинял еще то, что попа оказалась кверху, что кинуло в полыхающее пламя пару хороших бревен.
Я без трусов.
Но победу одержали все таки смесь стыда и злости.
Сколько наглости надо иметь и какую самооценку, чтобы тайно войти в комнату девушки глухим вечером и через окно. Мало ли чем она занималась? Вот, например только с душа вышла в одном полотенце. Ладно, застал и застал. Нормальный человек извинился и исчез бы с глаз долой. Хотя, надо сказать, что нормальный человек и не попал бы в такую ситуацию.
Но!
Я тоже хороша. Стояла и рот зевала, давая разрешение на то, чтобы разглядывали голые бедра. А потом разрешение на близость. Сидел бы, как бы сидел. Самодовольный, беспринципный, наглый, красивый, горячий, с вкусным запахом на одежде… Вспомнилось почему-то.
Так, стоп.
В груди успела развернуться целая буря за пару широких и быстрых мужских шагов от двери до кровати. И тут же успокоиться, как только меня ссадили с мужских плеч на постель — аккуратно, я бы сказала, нежно. Держа за спину и ни сантиметра ниже. Это выделилось так отчетливо, как гром среди ясного неба. И это меня успокоило окончательно.
Максим не позволит ничего лишнего, даже если хочет.
Сердце давно спуталось в каком ритме биться: оно то останавливалось, то заходило в предсмертных судорогах.
И не только мое.
Дыхание, которое периодическо ударялось мне в лицо, было отрывыстим.
Я была растеряна, напряжена, сконцентрирована одновременно. Потому что рядом находился человек, который в душе хранил хаос. Его нельзя было прочесть, как книгу. И нельзя было понять о чем он думает.
Меня преследовал человек непредсказуемый, резкий, настойчивый и хитрый, который отошел на минуту к гардеробу и вернулся оттуда с пижамой в руках. Хорошо что я любила пижаму из шорт и майки.
— Одевайся, — скомандовал он.
— Но…
— Я отвернусь.
— А выйти не хочешь?
— А ты хочешь, чтобы мама меня поймала? Для этого мне достаточно просто подать голос. Хочешь? — ухмыльнулся Максим. И снова в глазах играли смешинки. Он менялся, точно юла. Не поймаешь и не уловишь ни одну эмоцию дольше минуты. — Ладно…
— Нет, Макс! — я испугалась. — Лучше отвернись.
И он сделал это. С непередаваемым лукавством на губах.
Так быстро одеваться в своей жизни мне никогда не приходилось.
— Все? Скромняга! Теперь вот…
И в руках его оказалась какая-то баночка. Скорее всего она все это время лежала у него в кармане, иначе я бы заметила.
— Надо растереть, — подсказал Максим, когда сел обратно рядом со мной и снова взял больную ногу.
Мазь ничем примечательным не пахла, но название имела. Фастум-гель.